Омелько же ничего не мог произнести, он окончательно выдохся на своем марафоне и только показывал рукой на хату, что стояла в глубине двора.

– Чего это он? – спросил Савватей.

– С вами податься хочет, – засмеялся чернобородый.

– Не, не. – Омелько замотал головой. – Там немец... у Я вдохи...

– Я так и знал, – сказал Савватей, думая, что нам наконец-то удалось засечь того сигнальщика, который завлек сюда «раму», а потом вызвал на себя огонь немецких гаубиц. – А ну, ребята, окружай! – приказал Савватей, указав на окошечко за поросшей кустарником изгородью. А сам остался у ворот.

Хату мы захватили без единого выстрела, хотя еще с сорок первого знали, что их сигнальщики никогда не сдаются без боя, обороняются до последнего патрона, приберегаемого, чтобы покончить с собой. А тут никакого сопротивления, мы свободно ворвались в сени и застыли как вкопанные. Из дома доносилась музыка. «Радио», – торжественно произнес Иван Швайка, полагая, что сейчас мы захватим сигнальщика на месте преступления – прямо за работой. Он рывком распахнул дверь, и то, что мы увидели, заставило нас испытать чувство неловкости друг перед другом и в особенности перед Палазей, которую я отстранил от «штурма», вытолкнув из сеней.

Посреди комнаты стоял Франц Тильп в позе заправского музыканта и наигрывал на губной гармошке одному ему известный мотив. Его слушатели рядком расселись на скамье, то были все борщаговские мальчишки, такие, как он, и поменьше. Один уже прибрал к рукам его шинельку и сидел в ней, приосанившийся и надутый, ну прямо кум королю. Другому досталась фуражка, и мальчик явно смутился, когда в дверях появился вооруженный до зубов Иван Швайка, а за ним и все мы ввалились в хату.

На столе кувшин с молоком, несколько толстых краюх хлеба.

– Это ваш? – спросила хозяйка.

– Тетя не верит, что он немец. Правда ведь немец?

– Немец. А здесь-то он как оказался?

– Драпанул через огороды, мы его и поймали, – сказал тот, что франтил в шинели Франца, должно быть, вожак.

– О! – обрадовался Франц Палазе и поздоровался по-немецки.

– Собирайся! – приказал Швайка.

Франц вытер гармонику о рукав, спрятал ее в нагрудный карман кителя, потом попросил свою шинельку, которую вожак любезно ему возвратил, когда же дело дошло до фуражки, то мальчик, которому этот трофей достался, по-видимому, еще во время пленения немца, никак не хотел с ним расставаться. Ведь именно он, а не кто-нибудь другой сорвал фуражку с головы пленника. Франц стоял перед ним молча, не зная, что сказать.

– Ишь ты, – донесся от кровати хриплый женский голос. – Уже и он к войне тянется. Отдай, сынок, фуражку, не было бы беды. В этой фуражке смерть по свету гуляет...

Мальчик как-то весь съежился, отдал фуражку, и мы в сопровождении ребятишек вывели Франца Тильпа из дома. Мальчишечья ватага была явно огорчена этим умыканием, а пленнику вовсе не хотелось в партизанские сани, ему куда больше импонировало это шустрое воинство, захватившее его на огородах, с которым он так быстро подружился в тихой хате с иконами на стенах.

Он снял фуражку и махал ею до тех пор, пока сумерки не поглотили фигуры ребят.

Перевела с украинского Елена Мовчан.

Продолжение следует.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.