Уже не дети, еще не взрослые

Нормальный подросток никогда не пойдет на антиобщественный поступок (любого масштаба), если он, этот поступок, не подготовлен всей короткой жизнью подростка. Стоит ли выделять лишь преступившего закон подростка? По-моему, нет. Преступление – финал в длинной цепи событий, и если мы хотим спасти человека, спасти подростка, то цепь надо рвать значительно раньше.

Вы правы, киноэкран весьма часто «дарит» нам фильмы с героями, для которых жестокость – основной критерий действий. Убить – раз плюнуть. Ударить – проще простого. И никаких последствий, никаких выводов! Но ведь действительно : не так \уж и много подобных фильмов, и рядом идут превосходные ленты, вы их назвали, и список их можно продолжить. Почему тот же подросток пойдет все-таки не на «Они сражались за Родину», а на «Парижские тайны»? Только ли потому, что на «Парижских тайнах» не надо размышлять: все просто, все ясно, никаких тебе нюансов, черное – чернее не придумать, белое – белое ангельски? И поэтому тоже, согласен. Но ведь эта бездумность и, как следствие, бездуховность – результат воспитания, результат того, что не оборвали мы с вами эту цепь. Тянется цепочка. Куда?

Конечно, подростку в тринадцать-четырнадцать лет хочется смотреть фильмы с острым сюжетом, с сильными и мужественными героями, если хотите, с традиционным добром, всегда побеждающим зло. Таков возраст, не очень склонный к философии, а предпочитающий действие. Но и наш кинематограф дает ему такие фильмы: «Белое солнце пустыни», «Новые приключения неуловимых», где герои борются за правое дело, за свободу, за счастье народа. Жаль только, что мало их – этих фильмов, что наперечет они. А как их смотрят? Взахлеб, по многу раз. И подражают героям, и хотят быть такими же честными и благородными. И хочется, чтобы наш кинематограф знакомил подростков чаще, много чаще именно с такими героями, памятуя об интересах возраста, и не заменял их сомнительными прототипами, схожими со звездами «Парижских тайн» или «Искателей приключений».

Я хотел бы сказать сейчас о людях, которые не терпят подобного положения, не мирятся с ним. Они собирают летом таких вот трудных подростков – взятых на учет в детской комнате милиции или просто рекомендованных школой, – собирают их в летние лагеря, где ребята живут в палатках, сами варят себе обед на костре, ходят в походы, устраивают военные игры, поют хорошие песни, которые пели их отцы, читают вслух отличные книги, а не переводные детективы с трупами на каждой странице. И, вернувшись из такого лагеря, подросток чаще всего начинает задумываться. О чем? О себе, о своей жизни, о настоящих, а не поддельных ценностях. А ведь это главное в жизни – подумать, прежде чем совершить.

Конечно, лагеря эти не панацея от всех бед. Но это форма работы с трудными подростками, хорошая форма, удачная, часто дающая полезные плоды, а значит, приемлемая. Но главное – работают с ребятами в лагерях настоящие энтузиасты педагогики, любящие детей, умеющие говорить с ними, не сюсюкать и не кричать – говорить так, чтобы их понимали. Кто они? Педагоги, студенты, рабочие, повторяю, энтузиасты. Очень часто это непрофессиональные педагоги, люди огромной души.

Но именно у них стоило бы поучиться многим профессионалам! Поучиться не методам воспитания (хотя и методам тоже...), а духу его, любви к подростку, вере в то, что «трудный» не значит «потерянный». Больше того: «трудный» – значит «интересный». В конце концов история советской педагогики помнит множество примеров, когда из трудных подростков вырастали настоящие люди: рабочие, воины, герои страны, писатели. Это Герой Советского Союза рядовой Александр Матросов, который стал примером для юных. У них были наставники, которые верили в них, сумели бездуховность, рожденную в подростке обстоятельствами жизни, заменить верой в себя, верой в людей, наполнить их жизнь содержанием.

С. КРЫЛОВ. Я с вами полностью согласен, Владимир Ильич, что в основе нравственной деформации лежит бездуховность или превратное, искаженное представление о духовных ценностях. Гете говорил: «Всякий, кто удаляется от идеи, в конце концов остается при одних ощущениях». Надо, следовательно, делать все для того, чтобы духовный мир человека был красочным и богатым. А этот духовный мир создается в процессе громадной работы над собой, в процессе целенаправленного трудового, идейно-политического и нравственного воспитания. Есть хорошее выражение: чем больше на руках мозолей, тем крепче в жизни человек. Труд создал человека, труд его облагородил, и отсутствие труда или недостаточная дозировка труда приводят к деформации человека.

Здесь мне хотелось бы более подробно остановиться на изменении соотношения между уровнем образованности и требованиями, предъявляемыми трудовыми процессами к человеку труда. В наш век тяжелый физический труд уходит в прошлое. У человека остается определенный избыток нерастраченной энергии. Кроме того, у него значительно вырос баланс свободного времени. Из 365 дней в году человек трудится на производстве лишь около 200. Оставшиеся 165 дней включают выходные, отпуск, дни болезни. Из 168 часов недели он работает только 40 часов, или около 25 процентов времени. Следовательно, на работе человек находится в общей сложности 20 – 22 процента времени в году.

Видите, как выросла проблема свободного времени у занятого на производстве человека. А ведь подросток, как записано в трудовом законодательстве, работает меньше взрослого. И если его свободное время не заполнено осмысленной деятельностью, то тогда до антиобщественного поведения – один шаг.

И еще одно. В настоящее время социологи отмечают рост количества неспециализированных рабочих, то есть тех, кому не требуется высокая техническая подготовка, соответствующее техническое образование. Это объясняется автоматизацией и специализацией производства, переводом промышленного производства на конвейер. Часто рабочий, стоящий у конвейера, выполняет самые простые операции, не требующие высоких технических знаний. Часто на эти операции ставят именно подростка, пришедшего на завод из школы. Это, в общем, объяснимо: чтобы ему доверить сложную операцию, его надо учить, а на обучение требуется время, и подчас немалое. Гораздо проще отмахнуться от него: пусть пока «гайки покрутит», а там видно будет. Вот поэтому у него появляется острая неудовлетворенность своим трудом. Происходит разлад между идеалом, к которому он готовился, учась в школе, и той реальностью, с которой он столкнулся на производстве.

В. АМЛИПСКИЙ. Это так. И если его вовремя не заинтересовать работой, не перевести его на более интересный участок, не учить его делу, короче, не обратить на него самого пристального внимания, то он будет потерян для производства. И хорошо, если только для производства...

И на заводе и на стройке подростку нужен внимательный и чуткий наставник – мастер, старший товарищ, который бы сделал из него человека, заинтересованного в деле. Сколько их сегодня – таких наставников, чутких педагогов, которые хотят, чтобы их воспитанники, их ученики стали настоящими людьми. Мы все знаем имена рабочих-педагогов, которые стали Героями Социалистического Труда именно за их вклад в дело воспитания рабочей смены. И помню, как поразилась Ольга Павловна Вохмянина, прядильщица Реутовской фабрики, услышав свое имя в списке награжденных. «Да что ж я такого сделала?» – говорила она. Говорила так потому, что ее дело для нее обычно и отнюдь не героично: воспитывать молодежь.

И надо бы помнить, что наставничество полезно в первую очередь производству: меньше будет разговоров о текучести кадров. А ведь она происходит часто именно из-за равнодушия, безразличия к человеку. Пришел он на завод, поставили его на конвейер (хорошо, если сразу на конвейер, а то и в подсобники, и надолго!), и – работай, парень. И главное – план давай. А что за планом – не суть важно. И, конечно же, такой подросток не останется на заводе, уйдет потому, что коллектив не сумел найти к нему подхода, не сумел воспитать в нем рабочей гордости, не сумел втянуть в общественно полезный труд, заинтересовать его этим трудом. Да зачастую на таких предприятиях и коллектива-то настоящего, крепкого рабочего коллектива нет. Вот и теряют парня. А ведь эта потеря – потеря отнюдь не только в масштабах завода. У подростка появляется уверенность: меня не поняли (а его действительно не поняли или не захотели понять, времени не хватило, руки не дошли), я чужой. А это уже страшная мыслишка: я чужой всем. Значит, надо искать своих. А где их искать? На улице? Но неужели улица и ее герои – лучшие педагоги, чем те, кто по профессии своей призван заниматься воспитанием подростка? Не верю в это, не хочу верить!

Вот я помню, когда я учился в школе, в детской библиотеке работала женщина, выдавала книги. Однажды, прочитав мой отзыв на прочитанную книгу, она сказала: «У тебя слог хороший, тебе надо писать». Какое ей дело было до моего слога? А вот было... И я стал что-то сочинять и приносил ей, а она читала, что-то ругала, что-то хвалила. Она была настоящим педагогом, заинтересованным в человеке, в том, кем он станет. Вот такие очаги культуры, как эта старая библиотека, у нас должны быть везде, и очень важно, чтобы в них работали умные, думающие, любящие человека люди. У нас должны быть пединституты, которые бы выпускали отличных специалистов своего дела, настоящих педагогов, людей, осведомленных в различных областях науки, по-настоящему «больных» делом воспитания Человека.

Вы говорили о свободном времени. Да, его стало больше. Но правильно ли мы его используем? Нет, конечно. Мы даже термин себе придумали: убить время. (Заметьте: убить...) Мы много пишем о пресловутых подъездах, где подростки собираются по вечерам, о подворотнях, где можно «сообразить на троих». А ведь все это лишь звенья той цепи, о которой я уже говорил. Оборвать ее – занять подростка делом, заинтересовать его. Ведь тысячи его сверстников ходят во дворцы пионеров, на станции юных техников, в спортивные секции. Что мешает ему пойти с ними? Неумение? Вздор! Отсутствие способностей? Не верю. Конечно, есть очень способные ребята, которые в четырнадцать лет заканчивают школу, поступают в институт, побеждают на олимпиадах по физике и математике. Но большинство подростков, занимающихся в кружках дворцов пионеров или в спортивных секциях, не обладают из ряда вон выходящими способностями.

Значит, не нашли мы подход к человеку, не сумели отыскать то, что его интересует. А ведь нет людей совсем без интересов. Возьмите хотя бы парня, играющего на гитаре в компании, прочно обосновавшейся где-нибудь в подворотне. Кто подумал о том, что он любит музыку, что гитара для него – средство самовыражения? Так помогите ему в этом, пригласите его в самодеятельный оркестр. И торопитесь, а то будет поздно. Или еще. Любят ребята кино. Прекрасно! Организуйте под эгидой райкомов комсомола киноклубы, где не просто «крутят киношку», а еще и рассказывают о фильмах, о режиссерах, об артистах, учат понимать кино. Можно это сделать? По-моему, нужно.

Ведь неисправимых нет. Вот, казалось бы, познакомился я совсем уж с неисправимым парнем: и преступление совершил и в колонию попал. А посмотрел я его дневник. Чего там только нет! И блатные байки, услышанные от «корешей», и собственные мысли о «красивой жизни». А рядом – чистые стихи Есенина, вырезки из газет, фотографии космонавтов. Потерян он? Ни в коем случае! И вот тут-то (а можно было раньше) нужен умный педагог, который поможет ему отбросить пустую шелуху «блатного», найти себя, свою дорогу.

Есть возраст, которому противопоказаны назидания и наставления. Необходимо искать и найти индивидуальный подход к человеку, к каждому, пусть самому трудному подростку, понимать, что безнадежных людей нет.

Одним из главных вопросов педагогики является вопрос раскрытия возможностей, заложенных в человеке. Парень плохой, грубиян, плохо учится, дерзит взрослым, но в нем что-то есть и хорошее, его нужно только заинтересовать, найти в нем какое-то рациональное зерно и правильно взрастить его, чтобы оно дало добрые всходы. А мы этот момент часто упускаем. Сейчас, может быть, воспитывать настоящих, хороших, творческих педагогов важнее, чем физиков. Педагогика – главная наука, потому что она формирует и воспитывает настоящих людей, активных строителей будущего.

С. КРЫЛОВ. В нашей литературе, да и на практике, к трудным подросткам относят хулиганов, драчунов, скандалистов, лиц, которые вступили в серьезный конфликт с законом. Мне Думается, что это слишком суженное толкование понятия «трудный подросток».