Я ушам своим не поверил. Ведь ни разу в жизни — ни разу! — ни одно мое желание не исполнилось, а тут я ни о чем и мечтать-то не смел — и вдруг мне такой немыслимый подарок, и я даже никого ни о чем не просил. Мне хотелось как-нибудь отблагодарить Тома. Я был самым счастливым человеком на свете.
Но, сортируя пряжу, я глянул на свои руки. Кожа была сухой и сморщенной — от каустика. В гладкой поверхности сортировочного стола смутно отражалось мое лицо, и я вспомнил, какое оно прыщавое и бледное. Потом мне вспомнился мой выходной костюм — брюки лоснятся, пиджак узковат, руки чуть не по локоть вылезают из рукавов. Я понял, что мне нечего и думать о Мэри, и почувствовал себя ужасно несчастным.
Однако вечером, когда я лег спать, все это показалось мне не таким уж страшным. На деньги, полученные за сверхурочную работу, я смогу заказать себе хороший костюм — из тех, что обходятся в два с половиной фунта. Мама поможет мне купить башмаки. А если смазывать руки оливковым маслом, они будут выглядеть вполне пристойно. На другое утро я сказал маме: — Мам, а что, если я куплю себе новый костюм? — Я думаю, это можно, — ответила мама.
— Но мне не хочется покупать готовый, в рассрочку. Мне бы настоящий, который делают на заказ. Ты не подкинула бы мне немного деньжат?
— Ну что ж, — сказала мама, — фунт-полтора у меня найдется. Я поцеловал ее и радостно сказал:
— Ой, мам, большущее тебе спасибо. Тогда я закажу его в субботу вечером.
Я взял сумку, в которой ношу свои завтраки, и, уходя, внимательно посмотрелся в зеркало. В общем-то не так уж плохо я выглядел. Вечером Том опять рассказывал мне о Мэри.
— В субботу, — начал он, — Мэри собиралась на танцы, а наших дома не было — только мы с ней вдвоем. Она пошла мыться, а я сидел в гостиной. И, наверно, я незаметно задремал у камина. Потому что потом я вдруг открыл глаза, а она уже собралась и стоит передо мной. С прической, в своем черном шелковом платье, ну и все такое — сам понимаешь. И она меня спрашивает:
«Как я выгляжу? Ничего?»
«Нормально, — отвечаю. — Вот бы Билл тебя увидел». «Да и мне, — говорит, — это было бы приятно».
— Знаешь, Билл, ты бы наверняка в нее влюбился. Я ее брат, а и то почти влюбился. Да еще этот аромат — она чуть припудрилась, — как будто рядом с тобой шикарная дама.
На минутку мы разошлись, чтоб загрузить противни, а потом вернулись к сортировочным столам.
— Она накинула плащ и присела рядом со мной. И тут я слышу, по улице едет машина и останавливается прямо у нашей двери. И гудит. «Кто это, — спрашиваю, — такой?» А Мэри отвечает: «Не выходи, пусть подождет». И вот она сидит себе спокойненько на стуле, наша-то Мэри, и даже не думает вставать, чтоб мне на месте провалиться, если вру. Нашу Мэри не вызовешь автомобильным гудком. Машина, значит, стоит, мотор работает — представляешь себе, сколько бензина сгорело, и все впустую, я еле вытерпел. И пришлось-таки этому парню вылезти из машины — он поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Я говорю Мэри: «Поцелуй меня перед уходом, ладно?» И она чмокнула меня в нос — она всегда проказничает, — так, знаешь, Билл, у меня нос потом целую ночь щекотался.
Через несколько дней Том заболел гриппом. Пока он лежал, я получил свой костюм. У меня такого костюма сроду никогда не было. Я казался в нем старше, и солидней, и крепче. Иногда перед сном я его примерял. К груди я прикладывал бумажную салфетку, как будто на мне шикарная белая рубаха, и потом, держа в каждой руке по свечке, подходил к зеркалу и внимательно себя разглядывал. Я разучивал новые выражения лица — серьезные и улыбчивые — и говорил шикарным голосом: «Как поживаете, Мэри? Очень рад с вами познакомиться. Том иногда мне о вас рассказывал».
Том вышел на работу в понедельник. Весь этот день я думал только о Мэри. Мне хотелось поговорить о ней прямо с утра. А вместо этого я слушал его болтовню, которая нисколько меня не интересовала. Я надеялся, что он скажет хоть словечко о Мэри, но он не упоминал о ней до самого вечера.
Вечером ребята горланили песни, потом, как обычно, настало затишье, когда слышится только жужжание роликов, да лязг рычагов, разводящих валы, да стук подошв по бетонному полу.
Часам к девяти мне стало невмоготу, а Том ни единым словом не обмолвился о Мэри. Сам я не решался расспросить Тома о сестре — он не любил, когда я первый начинал о ней разговор, и если б я все же начал, могло быть только хуже. Уж чего-чего я только не делал: угощал Тома сигаретами, слушал его трепотню, старательно отвечал на его дурацкие вопросы, потом вообще перестал с ним разговаривать, но он ни словечка не проронил про Мэри.
И вот, когда времени почти не осталось — было уже без чего-то десять — и все мои старания ни к чему не привели, я не утерпел и сам, первый, спросил Тома, стараясь, чтоб мой голос прозвучал естественно:
— Слушай, Том, а как там ваша Мэри?
В это время машины закончили цикл, и мы побежали загружать противни.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.