Рассказ-быль
Анджей записался в техникум. Уговаривал меня. Уговаривал Бронека и Збышка. Но у нас не хватало смелости. Столько лет мы не имели ничего общего с наукой! Меня озноб пробирал, как только я думал о математике. Вот и пошел Анджей один, на вечерний. Однако в глубине души мы завидовали его отваге и упорству, а в глаза, при встречах, посмеивались над ним и называли не без ехидства «студент». Мы задавали ему остроумные, казалось нам, вопросы: учится ли он пению и закону божьему, например... В складчину собрали ему на ранец и обувку.
Поклялись, что если ученик Анджей будет приносить хорошие отметки, то купим ему коньки и варежки на шнурках. Куча здоровых, взрослых парней, а валяли дурака, как школяры.
Анджей был характера спокойного и выслушивал все наши неуемные шутки молча, только улыбался.
Наверное, этой его святой, истовой жажде учиться мы и завидовали. А давалось Анджею учение тяжко. Парень был не первой молодости, за школьной партой сидел чуть ли не десять лет назад. И вот приходилось ему листать свои тетрадки и учебники даже по дороге на завод, в автобусе. Однажды приходит Анджей на работу как в воду опущенный и говорит нам, что бросает все науки, потому что не может с ними справиться. Вчера схватил «пару». И, холера ясна, именно по этой математике!
— Учиться целый год и потом не сдать... Слишком дорого это учение обойдется... — бормотал Анджей сокрушенно, опустив голову.
Ух, как нам досадно вдруг стало! Будто мы что-то теряли. Будто мы сами ходили каждый день в эту школу. И, главное, парень так хотел учиться и так был теперь расстроен! Как ему помочь? Ну, ладно, кое-какие предметы мы все же помнили хоть немного, а математика?
Пустой номер! Что говорить об уравнениях и интегралах, когда кое-кто из нас уже и процентов не помнил. Анджей, однако, хотя и сказал нам, что бросает науку, не отказался от занятий. Каждую свободную минуту, за завтраком, обедом ли, все листал свои тетрадки и конспекты...
И так как-то все это и началось. Кто-то из нас однажды за завтраком сказал ему:
— Да ты не волнуйся так. Поучись еще. Спешной работы у нас сейчас нет... Конечно, иногда спешная работа была, но мы говорили Анджею: да ты занимайся там своей математикой, все спокойно, не так уж тут дел много, сами доделаем.
Помогали парню как могли, хороший он был товарищ, да и возраст уже солидный, можно сказать, последняя попытка... Остерегались мы только бригадира Казно, чтобы он не накрыл Анджея за тетрадками в рабочее время. Мог спокойно премии лишить. Мы уговаривали Анджея работать только тогда, когда около находился наш Казно.
Анджей смущался, сердился, рвался работать вровень с нами, а потом ночами сидел над своими уравнениями, и нам хором приходилось разъяснять ему «на пальцах», что мы ему благодетельствуем только до тех пор, пока он не подтянется по математике, пока не получит свой законный трояк; и вот тогда уж пусть за нас за всех попотеет.
Были мы тогда дружными, как никогда, никто не ссорился, не занудничал.
Каждый день мы интересовались:
— По математике вызывали?
А когда Анджей сказал, что будет испытательная контрольная, мы онемели.
— Ну, как ты себя чувствуешь, Анджей? Справишься? — нет-нет да и спрашивал кто-нибудь у Анджея, будто между прочим.
— Не знаю... — отвечал он подавленно, видя наше волнение. — В голову никак формулы не запихнуть...
— Не горюй, — опять-таки бодро говорили мы и старались объяснить ему все «научно». — Сколько лет мозг твой другим занят был? Теперь ему тяжко поворот на сто восемьдесят градусов делать, а вот как сдвинется, как раскочегарится, ты эти задачки, как орехи, щелкать будешь.
Анджей в ответ только головой кивал.
Ждали мы всей бригадой этой контрольной с не меньшим трепетом, чем сам ученик. Ждали.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.