Горячий полдень

— Не мерил, но на пятьсот.

Андреев махнул рукой: «Ладно, потом разберемся», — и побежал к Горбачеву.

Симушин и Донец были уже там. Горбачев диктовал связисту: «...Пойдет младший сержант Симушин, с ним еще трое. Прием». «Семнадцатый не возражает, товарищ гвардии лейтенант». Связист выключил рацию.

«Почему он, почему не я!» Андреев с завистью посмотрел на франтоватого Симушина: комбинезон на нем был подогнан точно по крепкой, гибок фигуре, берет сдвинут набок чуть больше,

чем можно по уставу, и при всем том необыкновенно серьезные глаза. Впрочем, серьезность — это у него ненадолго, это пока он, младший сержант Владимир Симушин, отвечает за выполнение задания. Серьезного задания.

Лейтенант карабкается по склону вверх, за ним Симушин, Андреев, Донец.

— Думаю, что лучше пройти вон той лощиной, так будет ближе. Объект охраняется наружной и внутренней охраной. Ваша задача: перерезать линию связи, снять часовых, занять караульное помещение. Без шума. Потом дадите сигнал — зеленая ракета. По нему атакуем объект. Вы поддерживаете атаку огнем из караульного помещения, засекаете огневые точки «противника» и подавляете их. — Горбачев не любит говорить длинно, у него врожденная неприязнь к многословию. Он и дома такой, даже с дочерью; считает, что любую мысль можно и нужно выражать кратко, иначе смысл теряется в словах.

...Тихо. Кажется, ничто и никогда не нарушало покой этих склонов, не сметало сонливую безмятежность этой горячей земли. Как будто не было гула самолетов, лязга самоходок, сброшенных с неба вместе с десантниками, автоматных выстрелов. Земля скрыла, спрятала в себе все эти звуки. Надолго ли!

Симушин слышал, как шелестит песок под его подошвами, да автомат Ложкина при каждом шаге левой звякает о саперную лопатку. Они вышли из оврага двадцать минут назад. Лощина скоро кончится, дальше будет небольшое открытое плато, которое нужно пройти незамеченными, пройти хоть под землей. С востока оно очерчено крутым песчаным уступом; там, наверху, караульное помещение, наружный пост. В ста метрах от него — склад боеприпасов. Если группу захвата заметят раньше, чем будет снят часовой, подразделение не выполнит поставленной задачи.

— . Товарищ гвардии лейтенант, семнадцатый спрашивает: когда ушла группа захвата, сколько ждать сигнала к атаке!

— Передайте: по моим подсчетам, еще минут десять, может, пятнадцать. «Если ничего не произошло». Последние слова Горбачев не произносит, только думает. И ползет дальше. А камни впиваются в локти и в колени, и, чтобы не вскрикнуть от боли, приходится стискивать зубы. А ведь ему легче, чем другим: пять лет училища, три года командования взводом. Выбрав опору, Горбачев рывком перебрасывает тяжесть тела с одной точки на другую — так легче ползти и меньше шансов расцарапать локти. Четыре рывка — поворот головы налево, еще четыре — направо, так он все время видит почти всех из своего взвода. И он видит, как внезапно сломался край цепи: кто-то отстал и уже не ползет, а полулежа волочит за собой левую могу. Это заметив не он один.

— Товарищ гвардии лейтенант, разрешите помочь Кузнецову! — Горбачев узнает голос комсорга роты Конакова.

— Действуйте, разрешаю временно взять у Кузнецова гранатомет.

Минуты через полторы Конаков догнал Горбачева.

— Кузнецов колено разодрал. — И с плохо скрываемой радостью: — Разозлился, сказал, что гранатомет не отдаст и от ребят не отстанет.

— Перевязали!

— Так точно.

— Хорошо, комсорг.

Продвинувшись почти вплотную к «обьекту», подразделение десантников гвардии капитана Сердечного (того самого, который на условном военном языке значился как 17-й) замерло, скрытое невысоким холмом. Это была невиданная смелость — атаковать, днем, но именно время атаки и могло стать решающим фактором при выполнении задачи. Капитану вспомнился разговор в штабе. Сердечный предложил ждать полудня, когда солнце повиснет прямо над головой.

— Федор Иванович, подумайте хорошенько: во-первых, зной, во-вторых, местность просматривается до самого горизонта. — Комбат, ища поддержки, посмотрел на начальника штаба.