Продолжение
Мы выступили из Даржеллинга 10 января. Никто, даже Найт, не знал, каким путем я пойду, хотя путь этот был мною подробно разработан.
Я желал во чтобы то ни стало посетить оба главных города Тибета - Шигатце и Лхассу. И так как я предполагал открыть свое инкогнито в Лхассе, - а можно было ожидать, что это обстоятельство помешает свободе моего дальнейшего движения по стране, - естественно следовало начать с Шигатце.
Направление Пари - Глантце было, очевидно, невозможно, - по этой дороге меня довольно хорошо знали и легко могли открыть; по этому я выбрал извилистую окольную дорогу через весь Синким, с тем, чтобы проникнуть в Тибет около Кампо - Двонго, далее, пройти на север через провинцию Тсане вплоть до Шигатце и берегов Брамапутры. Оттуда я предполагал двинуться по Брамапутре на Восток, переправиться через нее недалеко от Лхассы и затем попасть в самую Лхассу.
Дорога эта очень мало известна, пользуются ею лишь мелкие торговцы и разносчики; зимой никто по ней не ездит, и она считается закрытой, ибо проход в 18.000 фут. высотою, на 4.000 фут. превышающий желапский, обыкновенно бывает завален снегом. Для нас это имело и то преимущество, что зимой здесь не было оснований ожидать заставы.
Так как первые два дня мне все равно надо было идти дорогою на Пемайантце - официальное назначение моего путешествия, то выступление свое из Даржеллинга я мог сделать спокойно и открыто. В день, назначенный для выхода, обычная сутолока сборов задержала нас до 11 часов, и поэтому я решил идти 9 января лишь до Манжитара, лежащего сейчас же за Сиккимской границей, а там переждать последующего дня. Так как много разного народа толкалось около нас во время последних сборов, я условился с Найтом, что он пришлет ко мне одного из слуг передать мне какой - нибудь, как будто забытый мною, предмет.
Когда слуга уходил, я громко звучал ему: передай Найт, что через 2 недели мы встретимся с ним в Помайантце!
Потом мне передавали, что это мое обращение, немедленно ставшее достоянием всего базара, и несколько рассеяло подозрения об истинных моих намерениях.
Весь первый день мы спускались с возвышенности, при чем спуск был настолько крут, что с трудом можно было делать его верхом. После только что Сыпавшего дождя, животные спотыкались и скользили на каждом шагу; Латен нес кинематографический аппарат, вещь довольно легкую и небольшую, и полетел с ним очень неловко и тяжело. Я испугался за целость аппарата, но все обошлось благополучно. Вскоре после полудня мы достигли конца спуска и добрались до моста через реку Ранжир, границу между Сиккимом и Британской Индией. Сейчас за мостом пограничная станция Манжитар. На половине моста мы были остановлены, и проделали скучную процедуру поверки паспортов; один из туземных полицейских офицеров все стремился узнать, какую гарантию я могу дать в том, что не пойду из Сиккима в Непол, Бутан или Тибет; так как допрашивающий был туземец, я отказался понимать его, сославшись на незнание Сиккимского и других языков. На Востоке часто незнание оказывается лучшим орудием, чем мудрость, ибо подчас «глупо обнаруживать свои познания». Отчаявшись что-либо узнать у меня, полицейский, в конце концов, махнул на меня рукой. Таким образом, мне удалось избежать какой либо неловкости.
Я увидел, что полиция была гораздо придирчивее, чем обыкновенно; очевидно, Бели, английский политический агент в Сиккиме, предпринял ряд предосторожностей против попыток, в роде моей.
Эту ночь мы провели под открытым небом, всего в полумиле от деревни, где могли пополнить свои запасы припасов.
Ежедневно нам нужно было топливо для костров, бамбуковые листья для животных, молоко для меня, некоторые припасы для всех.
Мясо, рис, яйца и чай мы имели еще в своих запасах, и только время от времени пополняли их.
Вообще говоря, в обитаемых частях Сиккима все это очень легко достать, но сейчас Манжитар был единственным местом, где можно было достать молока, ибо кругом была эпидемия рогатого скота, и все сиккимские коровы либо подохли, либо не давали молока.
В течение первых дней путешествие наше шло очень однообразно. При остановке, прежде всего, разбивалась моя палатка и я удалялся туда. Находилось иногда там место и для Сатаны, остальная прислуга спала на чистом воздухе. Конюх приготовлял мулов и пони на ночь; в то время, как Латен и Диоген готовили пищу; наши кухонные принадлежности состояли из двух чугунных котлов, сковороды и чайника. Чайник и один из котлов были общей собственностью, ибо я ел тот же самый рис и пил тот же самый чай, как и мои слуги, с тем лишь исключением, что, по восточному обычаю, сначала я кончал свою трапезу, и потом уже к ней приступали слуги; сковорода служила исключительно для приготовления моей яичницы.
Второй котел специально служил для приготовления мяса и зелени для слуг.
Вообще я никогда не любил ни вареного, ни рубленого мяса, и поэтому мне легко было довольствоваться яйцами; при этом я настолько приучился есть пальцами, что даже яйца и рис я ел по сиккимкси, не прибегая ни к вилке, ни к ложке. Когда было окончено с едой, подавалось местное пиво (марка), если его можно было достать в соседней деревне, и понемногу распиналось под аккомпанемент обычной болтовни восточных слуг. Я при этом покуривал свою трубку, иногда пил молоко; в том и другом случае упражнялся в разговоре. Затем, проведя в беседе часа два, мы обыкновенно засыпали.
Возвращаюсь к дневнику; на следующий день (11 января) мы сделали семь миль подъема от Манжитара к Намтце. Переход этот занял более 5 часов; благодаря плохой дороге, животным неоднократно приходилось давать отдых.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Рассказ
Повесть. В переработке журнала «Смены»