Заповедник гоблинов

Клиффорд Саймак| опубликовано в номере №1066, октябрь 1971
  • В закладки
  • Вставить в блог

выбежало из зала. Максвелл услышал, как оно протопотало вверх по лестнице, ведущей к выходу на улицу. Потом он встал в тоже направился к дверям. Если прием посвящен картине, подумал он, полезно будет поднабраться сведений о художнике. И . усмехнулся – уж, наверное, почти все, кого Нэнси пригласила, займутся сегодня тем же.

Ламберт? Фамилия показалась ему знакомой. Что-то он о нем читал... возможно, очень давно. Статью в каком-нибудь журнале, коротая свободный час?

11

Максвелл открыл книгу.

«Альберт Ламберт, – гласила первая страница, – родился в Чикаго (штат Иллинойс) 11 января 1973 года. Славу ему принесли картины, исполненные причудливого символизма и гротеска, однако его первые работы никак не позволяли предугадать последующий взлет его таланта. Хотя они были достаточно профессиональны и свидетельствовали о глубоком проникновении в тему, их нельзя назвать выдающимися. Период гротеска в его творчестве начался после тою, как ему исполнилось пятьдесят лет, причем не был плодом постепенного развития, но достиг расцвета буквально за один день, словно художник работал в этом направлении тайно и не показывал картин в своей новой манере до тех пор, пока не был полностью удовлетворен тем, что создал. Однако никаких фактических подтверждений подобной гипотезы не найдено: наоборот, существуют данные, свидетельствующие, что она не...»

Максвелл бросил читать, открыл книгу на цветных репродукциях и быстро перелистал образчик раннего творчества художника. И вдруг через промежуток в одну страницу картины стали совсем иными – тематика, колорит и даже, подумал Максвелл, сама манера. Перед ним словно были произведения двух художников: один давал выход интеллектуальной потребности в упорядоченном самовыражении, а другой был весь захвачен, поглощен, одержим каким-то потрясшим его переживанием, от которого он пытался освободиться, перенося его на холст.

Скупая, темная, грозная красота рвалась со страницы, и Максвеллу почудилось, что в сумрачной тишине читальни он различает кожистый шорох черных крыльев. Немыслимые существа взмывали над немыслимый ландшафтом, и все же Максвеллу почудилось, что и этот ландшафт и эти существа не были простой фантазией, прихотливой причудой намеренно затуманенного сознания, а четко укладывались в рамки какой-то неслыханной гармонии, опирающейся на логику и мироощущение, чуждые всему тому, с чем ему приходилось сталкиваться до сих пор. Форма, цвет, подход к теме и ее интерпретация не были просто искажением человеческих представлений; наоборот, зритель немедленно проникался убеждением, что они были вполне реалистическим воспроизведением чего-то, что лежит за пределами человеческого представления.

Он открыл следующую репродукцию и вновь увидел такой же полнейший уход от всего человеческого– иные существа в иной ситуации на фоне много ландшафта, но несущие в себе столь же ошеломляющее ощущение реальности; нет, все это не было плодом воображения художника, все это он когда-то видел, а теперь изгонял из сознания и памяти.

Максвелл сидел, заворожено глядя на страницу книги, не в силах оторваться от нее, захваченный в плен жуткой и грозной красотой, ее скрытым и ужасным смыслом, которого он не мог постичь.

Максвелл протянул руку, чтобы закрыть книгу, но вдруг заколебался, словно по какой-то причине книгу закрывать не следовало, словно ему почему-то было необходимо еще пристальнее вглядеться в репродукцию.

И в этот момент он осознал, что в ней прячется нечто загадочное, ускользающее и притягательное.

Он положил руки на колени и продолжал смотреть, потом медленно перевернул страницу и, взглянув на третью репродукцию, внезапно поймал то, что раньше от него ускользало, – особые мазки создавали эффект неуловимого движения, туманной нечеткости, словно мгновение назад здесь что-то мерцало и сразу же исчезло, оставаясь за гранью зрения, но где-то совсем рядом.

Полуоткрыв рот. Максвелл вглядывался в загадочное мерцание, разумеется, это был оптический обман, рожденный виртуозным мастерством художника. Но пусть даже оптический обман – все равно он был томительно знаком тому, кто побывал на хрустальной планете и видел ее призрачных обитателей.

И глубокая тишина сумрачной читальни зазвенела вопросом, на который не было ответа: откуда Альберт Ламберт мог узнать про обитателей хрустальной планеты?

12

– Мне сообщили о твоем возвращении, – заявил Аллея Престон. – И я просто не мог поверить. Однако источник, из которого я получил эти сведения, настолько надежен, что я попытался связаться с тобой. Ситуация мне не слишком нравится, Пит. Как юрист, должен сказать, что ты очутился в очень неприятном положении.

Максвелл опустился в кресло перед столом Престона.

– Да, пожалуй, – согласился он. – Начать хотя бы с того, что я лишился работы. Можно ли в подобном случае добиться восстановления?

– В подобном случае? – переспросил Престон. – А как, собственно, обстоит дело? Никто этого ясно не представляет. Разговоров много, но никому ничего толком не известно. Я сам...

Максвелл криво усмехнулся.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.



Виджет Архива Смены