— Не надо брать негодных конструкций, — говорил он. — А то за планом гонитесь, лишь бы воткнуть! — Он имел в виду колонну. — А потом мы уродуемся...
Тут бездна смысла — в этом коротком разговоре. И жажда свободных экономических отношений, которую, отстав от промышленности, испытывает стройка. И нарождение нового рабочего на смену строителю, привыкшему работать по принципу «бери больше, кидай дальше», — Алексей, между прочим, окончил с отличием профтехучилище, метит в институт... Тут прозвучала и нотка непонимания: отстало мыслящий инженер и передовой рабочий беседовали на разных языках.
Стройка в нашем производстве своего рода реликтовый организм. Отжившее в промышленности тут встретишь в полном здравии, в цветении. Шумные оперативки, где толчется в ступе одно и то же. «Последние» срони, которые в десятый раз срываются. Взаимные обещания, уверения, искусство надуть генподрядчика, схватить объемы, сдать объект недостроенным, «по временной схеме» — все это известно людям, знакомым со стройкой. Меня интересует сейчас другое: такая стройка с годами выработала и тип «строителя» — сметливого, изворотливого, легкого на обещания. Не так-то просто укрепиться здесь другому человеку: деловому, но не деляге, расчетливому хозяину, но подбирающему кусок пригодного стекла не только тогда, когда решил захватить его себе домой...
Мне кажется, в человеке нынче уже предельно назрело неприятие всякой неразберихи. Современный человек хочет современного порядка, торжества здравого смысла, научной организации работы. Заводы, оторвавшись по культуре производства от строек, пользуются симпатией у нынешней молодежи именно по этой причине.
Судьба бригады не только в ее руках... Шоферы привозят бетон и раствор: один расторопный, другой «шляпа», поломал машину... Саня-сварщик мне с тоской говорил, что мастер ему «третий день везет стальную полоску». Мастер — тоже фигура немаловажная. Если он нерасторопен, расплачиваться за его нерасторопность придется бригаде... Крановщик. Как будто не член бригады, а связан с нею сложными отношениями. И экономическими — одно управление расплачивается за услуги с другим — и человеческими: не поладил с бригадой и сделает так, что люди будут носить наверх раствор носилками и ведрами, а он будет поглядывать из кабины.
И все это, вместе взятое — и общие причины и конкретные последствия, — учитывает бригадирская голова. В ней постоянно работает какой-то трудолюбивый бухгалтерский арифмометр: подсчитывает, прикидывает, ищет пути, как выкрутиться. Григорьев сказал мне так: «Людей надо кормить. А работа на стройке, сами видите, какая! Есть денежная, а есть копеечная. И условия — одна нервотрепка!»
— Вот мы ставим, например, металлические рамы, — развивал он свою мысль. — За тонну наше СМУ получит с заказчика 300 рублей, это нам, бригаде, пойдет в «план», а четырнадцать процентов от трех сотен — на зарплату. Теперь прикиньте, много ли это, или мало, если у меня с рамами четверо провозились месяц, а сделали две тонны. Рамы приходят с браком, погнутые. Добросовестно ребята трудились, а заработали по двадцати одному рублю на брата...
Я спросил бригадира, как же выйти из положения.
— А-а... То-то и оно! — Григорьев лукаво улыбнулся. — Столярка, знаете, сколько стоит? Семнадцать рублей квадратный метр! А Коля Иванов у нас может за день спокойно сделать десять метров. Вот тут я и совмещаю: бетон да столярку с какой-нибудь грошовой дырой, которую человеку надо полдня в стене бить да на себе наверх таскать бетон и арматуру...
И здесь наш разговор перешел в другую плоскость. Да, люди вместе работают, собираются под крышей недостроенного корпуса, потому что хотят сообща его достроить. Работа их кормит. Она основа, благодаря ей люди с разными характерами, симпатиями, планами стали «бригадой». Но раз уж они сошлись вместе, они превыше всего и даже превыше той работы, которая их объединила, ценят сам принцип бригадной жизни. Он живет исстари и имеет чисто нравственную грань: один за всех, все за одного.
Это и есть, по-моему, главная идея бригадной жизни.
Конечно, подчас мы видим и такое: бригадир выбрал себе двух-трех приятелей, подсовывает им выгодную работу и закрывает наряды отдельно от всей бригады. Моральный климат в такой бригаде нездоров, и, как бы ни проходила по отделу кадров такая производственная единица, в человеческом смысле она не будет бригадой. Раздираемая взаимной завистью, спорами, налитая холодом, такая общность людей — штука вынужденная и тяготящая каждого из рабочих.
А вот если Коля Иванов, потомок новгородских плотников, работает не только себе в карман, а на общее бригадное благо, а другой рабочий, долбя в бетонной стене дыру, понимает, что этим он дает сейчас возможность кому-то из своих более квалифицированных товарищей выполнить сложную работу, вот тогда эти люди становятся бригадой в моральном значении слова.
Но внешне ребята друг к другу подчеркнуто грубоваты: никаких особых чувств. Я спросил как-то, почему, мол, не в одной комнате в общежитии разместились. Все-таки одна бригада...
— Да мы на работе друг другу надоели, — ответили со смехом.
Но, как говорится, не верь глазам своим... Однажды я помогал вместе с тетей Аней Алеше, а тот был в ударе, клал и клал стеклоблоки, рук уж не чувствовал и не замечал, что мы до обеда выработали машину раствора и после обеда машину. Я любовался им в тот день и на следующее утро, не растратив еще вчерашнего возбуждения, спросил бодро: «Ну, как дела, Алеша?» А тот посмотрел на меня как-то кисло: «Ничего дела... если никто с утра настроение не испортит!»
Вот к чему прислушивается его душа: к взаимным уступкам или придиркам, поддержке, доброму слову или незаслуженной обиде... Он, например, своего Борю любит прежде всего за то, что тот зря не накричит. Незлопамятный, отходчивый, не злорадствует — это все людям важнее, чем способность с одного взгляда понять чертеж.
Алеша на этот счет имел вполне определенную точку зрения.
— Тут если одни пашут, — сказал он, — то и другие должны пахать. Если кричат: «Давай все на бетон!» — я бегу, помогаю, хотя я каменщик... Видели, вместе с нами ходит обедать крановщик Миша? Тот, который с «подкожным» в паре всегда играет, хотя они, конечно, разные люди... Так вот вся та сторона, — Алексей жестом руки указал на противоположную сторону здания, — его! Там у нас своего крана нет. Работают монтажники из другого управления. Миша — их крановщик. Упрись он рогом — и работа бы стала. Одно время вместо него приезжал Витька на колесном ходу — этому было все до лампочки! И нам приходилось на ту сторону раствор и кирпич на плечах перетаскивать. А попробуй-ка на леса! А Витя этот сидел на чурбаке, курил и наблюдал, как мы ломались. Ему что? Другая фирма! Потом их монтажники стали двумя кранами ставить балки перекрытия — своим и нашим башенным. Мы тоже могли им крана не давать, упрись мы рогом! Но мы не сделали этого, потому что тот Витька только временно заменял Мишу. А Миша — человек! Сам всегда спросит: «Может, чего надо?»
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.