...Седоглавый вождь африканского племени тангвенов, задыхаясь и дрожа от ужаса, взбежал на самую вершину скалы.
Огромные, оглушительно ревущие металлические птицы прилетели к его селению на рассвете.
Вождь тангвенов был стар и мудр. Он уже знал, что это такое, когда белые прилетают на железных птицах, а утренняя мгла рвется от грохота моторов... Ветром от лопастей вертолетов его сбивало с ног, лицо покрылось кровью от ударов каменной крошки, но он стоял не шелохнувшись.
И видел все.
Он видел, как, окружив селение плотным кольцом, двинулись на него шеренги вымуштрованных солдат. Тускло поблескивали стальные каски, короткие молнии штыков сверкали в руках, из стволов вылетали бледные огоньки смерти. Следом за солдатами рокотали могучие бульдозеры. Будто стадо обезумевших слонов, они подминали под себя все, что попадалось на пути. Они наезжали на хижины и, натужно взвыв, тут же оставляли позади раздавленные бамбуковые решетки очагов да изорванные куски тканей. Иногда на гусеницах вспыхивала кровь.
Все видел старый Рикайи, вождь тангвенов...
Жителей отлавливали по законам большой охоты. Их хватали, били по голове, скручивали руки и ноги, будто мешки, бросали через борт подъехавших армейских тягачей. Многие тангвены, предпочитая смерть позору, сами бросались на штыки. На них натравливали собак. По первому знаку хозяина те вцеплялись в горло жертве. Рикайи видел, как юный Йонго пытался натянуть тетиву лука, видел, как, упав на колени, рыдала старая Набетуну, как рвала она крест на высохшей груди и пыталась закрыть им лицо от ударов...
Через час-полтора улетели вертолеты, уехали грузовики, уползли бульдозеры.
Операция по переселению племени тангвенов на новые земли была закончена.
На вершине скалы остался один старик — вождь еще час назад существовавшего племени. Солдаты его не тронули. Они просто бросили старика умирать здесь. Одного.
«Мы отказываемся уйти из Гереси: на этой земле жили наши предки. Здесь они умерли, и здесь живут их души. Здесь нас создал бог, и если мы должны уйти, то только по божьей воле...» Так говорил еще месяц назад старый Рикайи. Он был мудр, но наивен. Белые расисты преподали ему урок фашистского катехизиса: воля белого и есть воля высшего существа. Плодородные земли тангвенов должны отойти к белым. Черных надо загнать в болото, в резервации — бантустаны, — ничего, как-нибудь выживут. Не все, конечно» Ах, им это не нравится! Они бунтуют!! И на тангвенов двинулись солдаты и полиция на вертолетах, тягачах, бронетранспортерах…
...А в это время в одном из фешенебельных особняков белого Иоганнесбурга рыдала Джейн-Энн, семнадцатилетняя девушка из весьма пристойной семьи расистов. О нет, судьба Рикайи, седоглавого вождя тангвенов, ее не волновала. Скорее всего, она даже не слышала о его существовании да и не желала слышать. У нее были свои заботы. Ее белая кожа все явственней принимала какой-то странный, весьма темный, если не сказать прямо, черный, эбеновый цвет. Это длилось уже давно, после какой-то злосчастной операции на почках. Ее кожа, повинуясь неведомым капризным законам мутации, все темнела и темнела, а волосы курчавились да курчавились. Сначала Джейн-Энн скрывала это под пудрой, потом ей пришлось накладывать толстый слой грима, нашлепывать его на лицо, будто штукатурку... Волосы, чуть не плача, она рвала расческой, и мазала, мазала, мазала всеми известными сортами бриолинов, пытаясь уложить гладко ненавистные негритянские колечки... Но с природой не поспоришь, и вот она сидит перед разбитым зеркалом и заливается горючими слезами. Ведь невозможно объяснить каждому, что она тут ни при чем, что это все мутация. Попробуй она выйти на улицу, первый же полицейский отведет ее в участок за то, что она, во-первых, появилась в белом районе Иоганнесбурга без специального пропуска; во-вторых, за то, что она училась в одной школе с белыми; в-третьих, за то, что у нее в записной книжке имеются адреса и телефоны белых юношей... Да мало ли за что можно бросить в тюрьму человека с черной кожей в расистском Иоганнесбурге!
Семнадцать лет Джейн-Энн считала, что так и должно быть, а вот теперь...
Случай с Джейн-Энн — курьез.
Случай с племенем Рикайи — трагедия.
Но в этих случаях, хотя и по-разному, отразилась расистская сущность политики апартеида, которую проводят режимы Солсбери и Претории...
«Проявления расизма и апартеида подлежат всеобщему осуждению и бойкоту», — сказано в программе борьбы за мир и международное сотрудничество, выдвинутой на XXIV съезде КПСС.
Это и о них, о тех 15 миллионах негров из Южно-Африканской Республики, которых постоянно держат на мушке полицейского карабина, это и о них, пяти миллионах черных аборигенов Южной Родезии, которых подвергают систематическому террору…
В собственных странах они живут, как в тюрьме...
За каждым их шагом следят жестокие палачи в мундирах и фраках, в рубашках с отложным воротником и в костюмах безукоризненного покроя, палачи, для кого земля африканцев — это только алмазы и золото, которые можно выгодно продать; это миллионы даровых рабочих рук; это пот, кровь и слезы, которые дают весьма кругленькие суммы в пересчете на доллары, ранды, фунты стерлингов. А если негру не нравится такой порядок вещей...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Комсомол — стране советов