Вороний мыс

— Вот и хорошо, что ясно. — Начальник штаба сломал в голосе звон и почесал пальцем шишковатый нос. — Береженого, Епанешников, как говорится в святом писании, и бог бережет. Насчет бога вопрос неясный, а все остальное верно сказано. Лишний раз поберечься не мешает...

Пружинил под ногами мох, хрустела щебенка, на гранитных взлобках сапоги цокали по камню. Вилась рядом жилка телефонного кабеля, заботливо поднятая связистами на кривые березовые рогульки...

Епанешников присел на камень перекурить и ощутил вдруг себя одиноким и бесприютным среди хмурых скал. Пустых, как треснувшая сковородка, выброшенная за ненадобностью на задворки. Третий год воюет капитан Епанешников на краю земли. Досталась ему в солдатской доле крайняя горбушка. Гранитные сопки, торфяные болота, вода и камни, собачий холод, ветры, сбивающие с ног, непролазные заметы снега, комарье, заунывные недельные дожди, валуны и кочки.

Вспомнилось вдруг неправдоподобно далекое мирное время, шумные коридоры филологического факультета, тесная студенческая «хата» на втором этаже возле пожарной лестницы, служившей для нарушителей режима обходной тропой от надзора строгой комендантши.

Теперь недоучившийся филолог, студент третьего курса Епанешников командует разведывательной ротой. Разве думалось, что так повернется жизнь? Его же в «казаки-разбойники» всегда первым ловили, из малокалиберной винтовки в тире больше пяти очков сразу не выбивал...

Устал капитан от сумасшедшей гонки последних месяцев, когда разрабатывался оперативный план штурма и дивизионное начальство без роздыха гоняло разведчиков по всем дыркам, требовало данных, «языков», проверок, донесений, черта лысого, дьявола...

«Вдруг егеря и в самом деле ударят с Вороньего мыса?» — набежала опасливая думка, все-таки передавшаяся Епанешникову от полковника.

Много на войне было этих «вдруг»... Вылезали они из каждой щелки, ворошились в голове тревожными мыслями, беспокоили предчувствием непонятой, неразгаданной опасности...

Епанешников тоскливо подумал, что, будь у человека хоть сорок пядей во лбу, нипочем всех «вдруг» на войне не разгадать.

Главное тут — понять, сообразить, какое «вдруг» оставить без внимания, а на какое навалиться силой, оградить, остеречься, предусмотреть до мелочей.

За фиордом, против дивизии, готовящейся к штурму, стояли горные егеря альпийского корпуса генерала Дитла. Тоже, как и капитан Епанешников, многому научившиеся за три года войны в холодных пустых сопках, в дикой мешанине гранита, где один человек может сдержать сотню и где сотня может пройти незаметно в двух шагах от боевого охранения.

С егерями шуточки шутить нельзя...

Землянка была сложена из валунов и рыжих пластин пересохшего торфа. Прилепившись к скале, она сливалась с ней. Только вытоптанный дерн да узкий проход в камнях, прикрытый выцветшей, обтрепанной понизу плащ-палаткой, подсказывали, что в норе, за стенкой валунов, обитают люди.

Огонек стеариновой плошки размытыми отсветами проливался на выкаты камней, на грубый стол, сработанный, из крышки снарядного ящика, на лежанку из жиденьких стволов березок, прикрытых охапкой вороничника.

Все в роте были уже расписаны по операциям. Тридцать пять разведчиков во главе с лейтенантом Кременцовым шли в штурмовой группе. Они первыми отправятся под покровом осенней ночи через фиорд. Поплывут на резиновых лодках страшный километр по ледяной воде, чтобы зацепиться за противоположный берег, создать крохотный плацдарм для атакующих рот авангардного батальона. Кроме штурмовой группы, разведчики шли с саперами, с артиллеристами, обеспечивали поиск на фланговых стыках, помогали морякам. Все уже было скрупулезно — по фамилиям, по головам не раз рассчитано, и вот теперь, сверх того, Епанешников должен был скомплектовать еще одну разведгруппу.

Командир группы есть. Еще утром, отправляясь в штаб дивизии, Епанешников приметил за скалой кубанку с малиновым верхом и понял, что старшина Гнеушев самовольно вернулся из медсанбата в роту. Медсанбатовский «дезертир» спасался в землянке своего дружка старшего сержанта Беляева, решив до поры до времени не попадаться на глаза капитану Епанешникову. Подождать, пока командир роты сменит гнев на милость и примет старшину Гнеушева в штурмовую группу. Пошлет по доброте души, уважая заслуги бывалого разведчика, к черту в пасть, сунет под пули и гранаты, разрешит в порядке милостивого исключения плыть вместе с Беляевым на резиновой лодочке через фиорд навстречу смерти. Ведь рожки да ножки останутся от штурмовой группы после такого дела...

— Старшину Гнеушева ко мне!

Минут через пять плащ-палатка у входа колыхнулась. В землянку ворвался скудный отсвет сентябрьского хмурого дня, и лихая коротконосая физиономия оказалась в неровном свете трофейной плошки.

— Старшина Гнеушев явился по вашему приказанию, товарищ капитан!

— Прямиком из медсанбата пожаловали, товарищ старшина? Документы мне сейчас по всей форме представите, продаттестат, чтобы можно было на довольствие зачислить? Справку о выздоровлении...