Лето в Карпатах обычно дождливое. Средь бела дня самая ничтожная тучка прольет на землю решето воды и, как ни в чем не бывало, уплывет дальше. Здесь такой дождь называют «цыганским»: светясь, переливаясь на солнце, длинные струи смешно пролопочут в лесной листве, пробарабанят по дранке крыши, изрешетят теплую пыль на дороге... А то вдруг налетит буря, и стриженые овцы на полонинах сбиваются в отары, смешно и неуклюже отряхиваясь. Но если ожидались гроза и град — мальчишкам настоящий праздник! Разглядев над Дилком-горой растущее чернильное пятно, прямо в мокрых трусах мы мчались с реки в село и, распугивая голубей, с обезьяньей быстротой взбирались на звонницу. Звонить «на град» полагалось в самый маленький колокол, притом не прибегая к веревке; зажмешь в руке сердечник и колотишь, колотишь им о медь, извлекая суматошную — пилой по уху — ноту «си». И краем глаза все-все видишь, что творится внизу. Вон наши мамы, размахивая цветастыми передниками, загоняют кур в хлевы, старыми ковриками накрывают грядки помидоров... Неподалеку от нас жил заготовитель сельпо — тут вся семейка на ногах. Закрывают чем попало пузатые бочки с малиной, волокут под навес пучки лекарственных трав всякие там семенные, косточковые, дикорастущие, корье, ягоды, грибы, в том числе и продукцию, которую утром мы сами доставили из лесу, Случалось, конечно, что мы поднимали ложный переполох. Но я не помню, чтобы хоть раз нам сделали за это выговор.

Летом в Карпатах пахнут цветы и травы. И особенно после дождей; они прибивают пыль, прочищают воздух, прибавляют силы полевым растениям. Нигде больше на свете не увидите таких дорог, как в Закарпатье. Тут есть дороги яблоневые, ореховые, шелковичные, сливовые, и работа осенью на них идет такая же, как в садах. Сложив в кустах портфели с учебниками, мы вооружались жердями и до сумерек колотили орехи, потому что наш колхоз шефствовал над нашей школой, а наша школа — над нашим колхозом. Да, еще местная особенность: думаю, в самой Голландии не найдется столько велосипедов, как в Закарпатье! Колхозники едут в поле на велосипедах целыми звеньями и бригадами. Странный, может, совет, но велосипед заставит вас особенно почувствовать карпатскую осень. Запахи накатывают, как волны. То пыльная, душноватая полоса пшеницы, то плотный и клейкий настой табака, то вдруг легкой свежестью пахнет с кукурузного поля. И над всем — могучий яблочный дух. Закарпатская йонатанка крупная, сочная, красная, как помидор, к тому же эту вкуснотищу червь не берет...

В сентябре — октябре дождей в Карпатах почти нет. Воздух звонкий и чистый, меня даже тянет сказать — ломкий… Вот и недавно я увидел карпатскую осень с ее запахами, звуками, неповторимыми красками. Все, как и всегда, было; только уже не мы, а другие дети, нынешние школьники, колотили орехи на дорогах. Но точно так же, натужно ревя, мчались с гор груженые лесовозы. И, уступая им дорогу, скрипели возы, заваленные свежескошенной травой — последним сеном года, тюками табака, желтыми початками кукурузы, и так же важно восседали на них усатые возницы, каких встретишь только в селах над Тиссой... Прощально пропела в горах трембита — а может, и не пропела, теперь это чудо все сложнее подстеречь, но, видно, в ушах навсегда остался ее густой колокольный голос. Щелкая батогами, с полонин гонят гурты овец пропахшие дымом вивчари. А вслед за отарами телеги везут круглые головы сыра — галеты: каждый вечер, подоив овец, вивчари делали сыр и солили брынзу...

Всюди буйно квiтне черемшина.

Мов до шлюбу вбралася калина.

Biвчapa в садочку,

В тихому куточку,

Жде дiвчина, жде.

(Я обратил внимание: в сборнике песен, которые исполняет Дмитро Гнатюк, «Черемшину» единственную оставили без перевода. И какая в нем нужда, в самом деле? Все поют, все понимают, все любят.)

В звукописи нынешней закарпатской осени привычное ухо различит более частый, чем обычно, перестук топоров и молотков, визг пил. Так было и в прошлом году, только по другую сторону гор, в Прикарпатье. Дважды подряд взбунтовались горные речки, взбухли от весенне-летних дождей, обрушили в долины несметные потоки.

Цемент, шифер, кирпич, рубероид, лес, металл, краски, трубы, электропровода, товары широкого потребления повезли составы в Карпаты. Вся страна пришла на помощь пострадавшему краю. И теперь на каждом шагу, во всем видишь созидание: свежие струги хат, новые сваи мостов, электрики разматывают на обочине дорог огромные катушки с проводами...

Из-за паводков мы не раз сиживали дома: закрывалась школа, не работали учреждения. Городок Хуст в вилке двух рек: Тиссы и Рики. По весне они творили несусветное лихо. Через городок наш текла смешная милая речушка: Млинец. Так себе — поток, не больше... А туда же: как разольется, как разбушуется — каждое лето ей новый мост подавай! Но даже прежние паводки ни в какое сравнение не идут с наводнениями последних двух лет...

Это обидное чувство: вернуться и обнаружить, что твоей реки... нет. Неужели этот сухой бурьянистый ров без капельки воды и есть русло Млинца. в котором даже в самое засушливое лето мы ловили вилками сомов? Что сталось, куда вода девалась?

Паводкам может противостоять только лес. Он впитывает воду и потом равномерно, будто отжимая губку, невидимыми внутрипочвенными ручейками отдает ее в реки. В Карпатах долгое время топор валил в год по две, а то и три расчетных лесосеки. Зрозия, смыв почв привели к обмелению рек. Зато во время ливней те же реки удержу не знали: облысевшие горы плохо «держали воду»...

Теперь все встает на свои места. В Закарпатье, где больше буковых лесов, уже ведутся только санитарные и выборочные рубки. А в еловых (преимущественно) лесах Прикарпатья рубится ровно столько, сколько определено расчетной лесосекой, — ни дерева сверх того.

Лесник, лесоруб, краснодеревщик егерь — это в Карпатах первые профессии. Были еще бокораши, смелые, мужественные люди, гнавшие по порожистым горным рекам плоты, — они и сегодня помнят свое искусство, но уже несколько лет как автомобильный транспорт взял на свои плечи все лесные перевозки. Конечно, трудно мириться с мыслью, что умирает прекрасная древняя профессия… Но все-таки к чувству горечи примешивается и радость. Дело даже не в сугубо экономическом соображении. Лесу не грозит топор, и русла рек не устилают гниющие топляки. А у лесных людей Карпат забот ничуть не меньше прежнего: лесопосадки ведутся куда более интенсивно, чем лесоразработки.

Краски леса в карпатской палитре разнообразны и переливчаты, но есть в ней и один вечный цвет — зеленый: это мощный еловый пояс гор. Недавно знакомый заготовитель сельпо в верховинском селе Люта пожаловался мне: столько малины брали в прошлые годы — а теперь... «еле пару бочек наскреб». На что местный лесник резонно заметил:

— Малина же на порубках растет! И бог с ней, пусть поменьше малины будет, зато лесу силу вернем.

Карпатские горы стары, как этот свет. Давно отгремели, застыли недвижно, оплыли вулканы. Наши предки надели на них богатые головные уборы: почти над каждым городом высятся древние каменные замки. Здесь бились с римлянами, готами, половцами, татарами, турками, шляхтой... Отсюда далеко окрест просматривали дороги и реки: не сунет ли нос вражья сила! Лес и «соленый камень», шкуры и украшения много веков назад возили горцы в свою столицу — в Киев-град, на Древнюю Русь. Через столетия пронесли они свое великолепное искусство стеклодутья, вышивания, резьбы по дереву, плетения лозы...

Мне кажется, что «добро» — это примечательная черта гуцульского характера, верховинского искусства. Наш крохотный геологический отряд не раз заставала в горах ночь, — но мы оказывались самыми желанными гостями в любой хате (чувствовали себя почти виноватыми, что ищем не воду, что на воду у нас «чутья нет» и мы не можем указать хозяину, где лучше рыть колодец). Днем заходи в дом — хозяев нет, а хлеб, квашеное молоко на столе.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.