— А-а, — сказала Лидка и зашагала...
По всем записям в той трудовой книжке Варвара могла вспомнить его и свою юность. Ей снова виделись дымные жаркие котлованы Днепростроя, где они познакомились у дощатого навеса, под который закатывали после смены тачки. Потом первые годы замужества, прожитые в Донбассе, лесопильный завод. Муж приходил оттуда, пропахший сухой древесиной и смолами, а когда снимал сапоги, на коврик высыпались опилки. Затем переезд в пыльный и знойный Таганрог, где она впервые увидала зеленое море. На их улице был рыбокоптильный завод, на котором работал муж. Ветер приносил с его большого двора, заваленного бочками и ящиками, запах дымка и рыбы, и от этого запаха раздувались ноздри. И, наконец, жизнь в этом поселке, где родилась Лидка, где муж слесарничал на элеваторе и откуда ушел на войну. Она шла и вспоминала все это ярко и подробно и незаметно для себя улыбалась далеким и счастливым дням.
В том месте, где дорога крутой дугой уходила в сторону от леса, где им надо было пройти еще сколько-то по низкому обледеневшему кустарнику, позвякивавшему черными хрупкими ветвями, а затем войти в лес, Варвара остановилась. Сбросив узел и отведя назад сомлевшие плечи, она, глядя вбок, нерешительно произнесла:
— Ты, доченька, посиди тут. Я сейчас... Домой сбегаю...
— Не надо, мам. Я боюсь...
— Я быстро. По шляху... Ладно? — просительно сказала она, еще колеблясь, еще ожидая, что Лидка не согласится, заплачет, вцепившись в ее руку, и она, конечно, не пойдет. Эка забота! Какие-то бумажки! На что они ей сейчас?! Но девочка ничего не сказала. Пугливо озираясь, она долго смотрела вслед матери, покуда Варвара не скрылась за высокими сугробами, куда сворачивала дорога... Штимме едва успел умыться, когда вошла Варвара.
— Забыла, — сказала она, вытирая жаркой ладонью разгоряченное, раскрасневшееся лицо. — Забыла... — Она прошла к буфету, мягко ступая по грязным половицам, открыла ящик и достала из-под газеты тонкий сверток.
— Забыла вот, — показала она немцу.
— Что это? — спросил он удивленно.
— Бумаги разные. — Торопливо, словно в чем-то винясь, Варвара озябшими неловкими пальцами спешила развернуть сверток, — показать немцу, что это действительно бумаги, имевшие лишь для нее какой-то смутный, но необходимый смысл; невинные, пожелтевшие, сухо шелестевшие справки, фотокарточки и письма, а не что-нибудь такое, от чего Штимме мог, как ей казалось, заподозрить неладное в ее возвращении.
Осторожно, будто прикасаясь к пеплу и боясь его порушить, Штимме взял треснувший на сгибах потертый листок и развернул. Это была очень давняя справка — мандат, отпечатанный красной лентой на машинке с буквой «ять». Удостоверял этот мандат, что «...уборщица Отделения Госбанка Суханич Варвара Ивановна является делегатом от ячейки «Друг Детей» Госбанка на горконференцию ячеек «ДД» г. Харцызска, имеющую быть во Дворце Труда 12 апреля 1929 года, что подписями и приложением печати удостоверяется».
Штимме пожал плечами.
Варвара суетливо переступила с ноги на ногу. «Лидка-то там одна. А я его тут бумажками забавляю», — тревожно опомнилась она.
— А это что? — спросил немец, ткнув пальцем во что-то среди развалившейся в ладонях Варвары стопки бумаг.
— Мужнина книжка трудовая.
— Что? Какая?
— Трудовая. Документ наш. Вроде паспорта. Кто ты, мол, есть такой. — Втолковывала она ему. — Тут все записано, где и когда работал и кем.
— Но немецкие власти этот документ не будут признавать, — тихо произнес он, словно боясь этим откровением огорчить Варвару.
— Про это я знаю, — ответила она, сворачивая и пряча сверток за пазуху. — Знаю, знаю... — сказала Варвара. — Война, небось, кончится. — Произнесла она, глядя куда-то мимо немца, стоявшего перед ней с полотенцем в руках. И с тоской поняла, что не сможет объяснить ему простыми словами ничего ни о себе, ни об этой книжке, ни об ее владельце, которого, возможно, и в живых-то уже нет...
Светало, когда Варвара спешила по шоссе к прозелененному утром лесу. На душе сделалось спокойно.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.