— К запуску! — скомандовал Четвертый.
И пальцы Корниенко стали что-то включать и чем-то щелкать.
Пальцы Корниенко делали все то же самое, что делали вчера пальцы старого человека в комбинезоне. Но Самолет чувствовал жесткость корниенковских пальцев и думал, что вчерашним запуском двигателей сегодня дело не кончится. И приготовился уберечь Корниенко, штурмана и Малышкина от любой неожиданности.
...Снова грохотали двигатели, снова Самолет трясся в жесточайшем напряжении, снова мучился от желания сорваться с места и покатить по зеленому влажному полю, но на этот раз в сердце Самолета не было места страху за себя — только тоненько звенела тревога за сидящих внутри него.
Но вот Корниенко слегка сдвинул на себя два рычажка левой рукой, и двигатели перестали грохотать так сильно. Одновременно с этим внизу под Самолетом раскрепощенно вздохнули колеса, и Самолет с удивлением заметил, что катится вперед, подминая под себя короткую траву поля. Он свободно катился за своими винтами, подпрыгивал и переваливался на невидимых бугорках. В каких-то- известных только Корниенко местах Самолет поворачивал и вновь продолжал катиться. У самого края поля Самолет остановился и увидел перед собой длинную полосу — не зеленую, а серую, накатанную, с редкими клочочками сухой, жесткой и очень мертвой травы.
Колеса снова прижались к земле, и винты, как ни крутились, ничего не могли поделать.
Только Самолет успел подумать, что охотнее остановился бы около того старого человека, как вдруг далекий трескучий голос Четвертого спросил:
— Ну как?
— Нормально, — ответил Корниенко и посмотрел на штурмана.
— Ну и что? — спросил Четвертый.
Корниенко глянул на приборы, прижал для верности к горлу ларингофоны и сказал скучным голосом:
— Прошу взлет.
Вместо ответа что-то треснуло, и через секунду Четвертый так же скучно ответил:
— Понял. Вам взлет.
И вот тут-то оба двигателя словно взорвались, а винты закрутились с такой скоростью, что Самолет натянулся, как струна. Если бы он мог оглянуться назад, то увидел бы стремительно убегавшее от него облако серо-желтой пыли. Но Самолет напряженно смотрел вперед и видел перед собой только длинную укатанную полосу, упирающуюся в нижний край неба.
Когда же звук моторов слился в единый звенящий гул, колеса освободились, и Самолет помчался вслед за винтами, все больше и больше увеличивая скорость. В какой-то момент Корниенко двинул штурвал вперед, и от этого у Самолета приподнялся хвост. А затем... Затем произошло нечто невероятное! Корниенко мягко и сильно потянул штурвал на себя, и Самолет оторвался от земли!.. Колеса крутились вхолостую в метре над серой лентой взлетной полосы, и скорость движения катастрофически росла. Самолет чуть не закричал от ужаса, когда перестал ощущать колесами землю. Но Корниенко сначала поставил штурвал в прежнее положение, а затем снова неумолимо потянул его на себя. И Самолет стал набирать высоту...
Очнулся он только тогда, когда штурман убрал шасси. Собственно говоря, убрал шасси не штурман, а сам Самолет. Но нужно отдать должное и штурману — что-то он такое сделал, отчего Самолет захотел убрать шасси. И когда колеса со стойками убрались в мотогондолы, Самолет вздохнул и огляделся. Земля была далеко внизу — аккуратная, ровная и очень плоская. Ни о каких бугорках, на которых Самолет подпрыгивал, катясь по полю, и речи быть не могло. Земля медленно уходила назад, к хвосту, и Самолет обрадовался этому. Скорость, с которой они мчались по взлетной полосе, пугала его, и теперь, как ему казалось, медленно плывя над землей, Самолет обретал душевное спокойствие. Двигатели работали без устрашающего рева, а что-то невидимое, но чрезвычайно симпатичное плотно поддерживало его крылья и не давало упасть вниз. Но самое главное: Корниенко, штурман и Малышкин были спокойны и даже перебрасывались непонятными короткими словами.
А когда дома на земле стали совсем маленькими, а люди и вовсе исчезли, Корниенко улыбнулся и погладил штурвал. Погладил точно так же, как это сделал вчера тот самый старый человек в комбинезоне.
— Ах ты, умница... — даже сказал Корниенко.
И сердце Самолета переполнилось восторгом и гордостью. Ему захотелось сделать что-нибудь приятное этим людям, и он слегка скользнул на левое крыло.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.