Карли ошалело уставился на белого, слишком ошеломленный, чтобы отвечать. Конечно, этот человек не видел, как белая леди предлагала сигарету Нксели. Белая леди никогда бы не накричала на Карли так грубо. Все это озадачивало. Лучше уж сесть в поезд и там обо всем хорошенько подумать.

Карли разглядывал железнодорожную станцию со смешанным чувством. Масса народу. Белые, попадаются и черные, несколько коричневых, таких, как он. Здесь все они толпились вперемешку, но настороженно оглядывали друг друга: одни смотрели со страхом, другие — с презрением. У каждого была своя собственная, только ему предназначенная дорога. «Этому порядку нужно бросить вызов! — говорил оратор. — И каждый пусть делает это по-своему». Но как по-своему? Как бросить вызов закону?

Взгляд Карли упал на скамью, и он понял: вот подходящий случай. Скамья. Обыкновенная вокзальная скамья, на которой четкими белыми буквами выведено: «Только для европейцев».

В мгновение ока эта скамья стала для Карли символом всех несчастий многострадального народа Южной Африки. Да, эта скамья отнимает у него все человеческие права. Вот она стоит перед ним, обыкновенная вокзальная деревянная скамья, как сотни тысяч других по всей Южной Африке. Но это его скамья, его вызов!

Сейчас для Карли в этой скамье сконцентрировалось все зло того порядка, которого он до сих пор не понимал. Скамья — это преграда между ним и остальным человечеством. Если он сядет на нее, он человек! Если побоится, сам откажет себе в праве быть человеком. Карли представилось, что стоит ему только сесть на скамью, и наступит конец всему этому пагубному порядку.

Да, это удобный случай, и Карли не упустит его. Он бросит вызов!

Опускаясь на скамейку, он казался совершенно спокойным, но сердце его бешено колотилось. Два противоположных чувства владели им; столкновение их было неизбежным. Одно твердило: «Ты не имеешь права сидеть на этой скамейке». Другое возмущалось: «А почему ты не имеешь на это права?» Первый голос шел из прошлого, от жизни на ферме, от раболепных фигур отца и деда, рожденных быть мулами, живших, как мулы, и умерших, как мулы. Второй голос был голосом надежды и шел из будущего. Он говорил: «Карли, ты человек. Ты отважился сделать то, на что никогда не решился бы твой отец. И если тебе суждено умереть, ты умрешь человеком!»

Карли достал сигарету и закурил. Казалось, никто не замечал, что он сидит на этой скамье. Напряжение его прошло. Мир продолжал идти своим обычным путем. Люди жили, дышали, умирали. Никто не кричал: «Карли, ты победил!» Просто он обыкновенное, живое человеческое существо, он сидит на заполненной людьми железнодорожной платформе и курит сигарету. А может быть, именно в этом и есть его победа?

Нарядно одетая белая женщина шла вдоль платформы. Сядет ли она на эту скамейку? И опять этот предательский голос: «Встань, чтобы этой белой женщине не пришлось сесть рядом с тобой». Глаза Карли сузились, он еще сильнее затянулся сигаретой. Женщина прошла мимо, даже не взглянув на него. Неужели признала за Карли право быть человеком? А может, ей просто наплевать на него?

Только сейчас Карли понял, как он сильно устал. Теперь подкрадывалась третья мысль, примиряющая: «Ты здесь не потому, что решился бросить вызов. Ты просто устал. Вот почему ты сидишь здесь». Но где же все-таки истина: вызов это или усталость?

К платформе подошел поезд. Из вагонов повалили пассажиры. Станция вмиг заполнилась людьми, спешащими, толкающими друг друга, но Карли по-прежнему никто не замечал. Это был его поезд. На нем он мог бы уехать домой. Самым простым на свете было войти сейчас в вагон и... уехать от всего на свете: от этих вызовов, от скамеек, на которых нельзя сидеть, от митингов под палящими лучами солнца. Но это значило бы сдаться, признать свое поражение, отказаться от протеста я согласиться с тем, что ты не человек.

И Карли остался сидеть. Лениво потягивая сигарету, он размышлял. Мысли унесли его далеко от митинга и от этой скамейки. В памяти всплыли поселок Бьетжисвлей и старик Оу Клаас. Карли делится с Оу Клаас своей мечтой: поехать бы в Кейптаун, сверкающий в вечерних огнях, познакомиться с красивыми коричневыми девушками! Оу Клаас посасывает трубку и лукаво улыбается. О, это мудрый старик! Недаром он прожил такую долгую жизнь.

Оу Клаас уверен: мир нужно познавать в путешествиях. Он тоже бывал в Кейптауне. Тут он многозначительно сплевывает, вспоминая о девушках Шестого района, коричневых, оливково-коричневых, о малайских девушках. О, старый Оу Клаас знает все! Он говорит: «Бог создал одних людей белыми, других черными, и каждый из них должен знать свое место».

— А ну, проваливай отсюда!

Карли не сразу сообразил, откуда донесся этот грубый окрик... Оу Клаас, наверно, сидит сейчас у себя дома в ожидании порции дешевого вина...

— Ты слышишь, что я сказал? Убирайся с этой скамейки, свинья!

Карли возвратился к действительности. Повинуясь привычному инстинкту, он уже готов был подняться, но вдруг его будто окатило холодной водой. Он вспомнил, кто он и зачем здесь сидит.

Страшная усталость разлилась по всему его телу. Медленно поднял Карли глаза на злобное, налитое кровью лицо.

— Встать! — хлестнула его команда.

Карли молчал. Острые, холодные серые глаза глядели на него в упор.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.