Вась - Вась | Смена

— Я— ха!—ставлю аккордеон и иду курить. Все танцуют, не смотрят, думают, сейчас заиграет. Топчутся без музыки пять минут, потом поворачиваются, один аккордеон на стуле,— хохот!

Когда Вася был в училище, он делал и не так. Сядет на окне и начинает играть в ногу какому-нибудь прохожему. Тому, естественно, шагать под музыку как-то неловко, он идет тише или быстрей, но Вася точно подгадает в ритм. Прохожий нервничает, ускоряет и замедляет шаг, пока не понимает, что над ним зло шутят, и, покрутив головой, показывает Васе кулак.

А Вася уже играет частушки, причем одной рукой, на басах, в то время как другой — наливает себе водки и кладет хлеб (все это видят и — он знает — тихо ахнут, когда он одной рукой выдаст «пальцовку»).

— На свадьбе заработаю!—говорит он.— Или, нет, в электричке... Гг-рра-ждане, подайте, кто сколько может, кто рупь, кто два, кто реглан!..

Он опрокидывает в себя стакан и раздумывает. Не играет. Он знает, что люди собрались и теперь будут ждать, сколько захочет он.

— Как сын?— спрашивает меня Вася.— Ты ему не потакай! А? Не потакай, говорю. А заорал, пасть раззявил — уходи. Пусть поорет, это полезно, легкие развиваются. Вякнул раз, другой — поймет, что орать бессмысленно. Только так надо воспитывать... А?

— У вас тоже дети?— спрашивают его женщины.

— У меня?— удивится он и повернется в их сторону, для чего отложит аккордеон.— Не... У меня нету. Я умный... Я на суды хожу, вижу, как матери недоедали, а он вырос кто? Балбес!.. Еще, Вась-Вась, за десятку судится! Зачем мне это? Я лучше в доме престарелых в бильярд буду играть.

— Но, извините, если так все будут рассуждать...

— А я всем говорю: дети — это цветы жизни! Только я лучше без цветов. А почему?

И Вася убежденно кричит, загибая пальцы:

— Воспитывать как надо? Мне комнату, ему, ребенку,— комнату! Так? Двухкомнатную квартиру мне нужно? Ясли опять же, а то няньку по объявлению искать, да нянька сдачу воровать будет... Лето его за город, на дачу? Двести целковых положи? А? Вот пускай мне это дадут, тогда я — пожалуйста, Вась-Вась,— готов дать стране мужчину, так?

Вася бьет на демагогию, причем он знает, что это срабатывает безотказно и с ним спорить не будут.

И женщины вздыхают и соглашаются:

— Конечно, трудно, чего и говорить...

— Ну, а если уже есть у кого?— спрашивают его бойко.

— А вот ни к чему!— категорически заявляет Вася.

Все смеются, женщины смущенно отворачиваются, но Вася знает, что ему дозволено все. Он все может, когда есть аккордеон. Он трогает пальцами клавиши, и, кроме них да музыки, ничего в мире не остается.

Я часто разглядываю его пальцы, они ничем не отличаются от иных, которые я видел. И трудно предположить, что они умеют, если ничего не знать. Наверное, так же, как у большинства людей.

Вот был у нас в лаборатории механик Грянник Коля, щупленький человек с рачьими, круглыми глазами. Приходит на работу, руки дрожат, и глаза слезятся, оттого что вчера выпивал. А на столе у него лупа да надфилечки разные, тиски, сверла... И он, склонившись, скребет, точит, точит, и его почти не видно в обширной загроможденной нашей комнате. А потом поставит посреди стола штучку и скажет: «Идите смотреть». И мы глядим, и передаем из рук в руки, и только одного не понимаем, как это вышло, потому что не может такого быть, чтобы смогли так руки человеческие...