Казалось бы, простая вещь — настройка инструментов. Да, простая, когда ты один. А попробуйте привести к единому строю сто инструментов. Обычно этим занимается фигура необычайно в оркестре важная и колоритная — концертмейстер коллектива, скрипач «номер один», сидящий по левую руку от дирижера, ближе к публике. Обязанности его очень широки и ответственность колоссальна. Пользуясь спортивной терминологией, он напитан команды, музыкант очень сильный и авторитетный. Помимо организационной работы, он чаще других играет сольные партии. Его слово — закон, по нему равняются все остальные. Когда после окончания репетиции или концерта дирижер пожимает концертмейстеру руку — это не дань традиции, а благодарность за проделанную работу. Их функции во многом схожи, оба руководят, и тесный контакт здесь — залог успеха. Я не перестаю восхищаться такими концертмейстерами, как, например, солист-скрипач Государственного симфонического оркестра СССР Исаак Жук или его коллеги в Большом театре Юлий Реентович и Игорь Салодуев. Они любят игру в оркестре беззаветно, хотя много концертировали самостоятельно.

Но вот концертмейстер обошел всех играющих на струнных, кропотливо сверив строй своего инструмента с ними. Теперь настраиваются духовые. Целая проблема. На улице мороз, в помещении жарко. Повинуясь законам физики, от изменения температуры дерево и металл сжимаются или расширяются. Над чистотой исполнения «бетховенской Девятой» нависает угроза. И вот виртуозы-музыканты, как школьники, играют все вместе гаммы, выверяя каждую ноту. Время начинать. За пульт встал дирижер. Тишина, взмах руки. Полились первые аккорды. Повторяю, что музыкантов в оркестре более ста. У каждого своя манера игры, свое отношение к исполняемой музыке, свои, наконец, горести, радости. Все это надо забыть. Рецензент после концерта напишет, что в оркестре хорошая слаженность. А я вот слышу, что мой сосед играет не совсем так. Настаивать на своем опасно, лучше договориться в антракте. Идти у него на поводу — значит удваивать ошибку, а дальше ее могут подхватить другие, и она вырастет, как снежный ком. Начинаются поиски «золотой середины». В сущности, дирижер и музыканты только и ищут творческий баланс. И в мелких технических подробностях и в общей концепции произведения.

Как-то мне довелось говорить со знаменитым испанским тореро Домингином. Я спросил, какая высшая точка удовольствия для него в корриде. Он ответил моментально: «Арены в Испании собирают десятки тысяч зрителей. Каждый трактует корриду по-своему, каждый ценит свое. Но когда мне удавалось что-нибудь особенно хорошо, все они, как один, кричали «Оле!». Вот почему я тореро!»

Честное слово, ощущение от классной игры в оркестре в чем-то похоже на мастерство прославленного тореро. Когда мне и моим товарищам удается добиться полного понимания и единства в сверкающих вагнеровских аккордах, в невероятных разливах мелодий Рахманинова, мы испытываем несравнимую радость, счастье. Найдена единая музыка. Мы соединили свои творческие порывы в такой прекрасной форме ее, как симфоническая. Ведь даже Гилельс, даже Ростропович 6-ю симфонию Чайковского только слушают, а не играют. Я пишу об этом совершенно серьезно, так как знаю отношение настоящих, больших музыкантов к игре в оркестре. Прошу простить мне аналогии из спорта, но коллективная игра имеет свои особые прелести. Какое это удовольствие — дать отличный пас и вывести партнера на позицию для взятия ворот! Но в оркестре «гол забивают» все вместе, всегда только вместе. Как тут важно чувство локтя... Все личные отношения побоку. Делается общее трудное и благородное дело. Приходилось слышать: «Подумаешь! Ударил два раза в большой барабан за весь концерт и считается музыкантом». Помимо примитивности такой точки зрения, надо заметить; эти два удара тем еще трудны, что их так мало. Весь концерт музыкант готовится к ним психологически, находится в постоянном напряжении. А ошибки на таком громком инструменте, как большой барабан, ни от кого не укроются. Хороший оркестровый музыкант играет в коллективе с такой же отдачей, как и в сольном концерте. Задача только более сложная — ведь ты не один. Твои руки, твоя голова, темперамент, мастерство будут оценены только с точки зрения общего дела.

Репетиции, совместная игра в ансамблях сплачивают музыкантов. Но это только канва предстоящего выступления. Наступает время концерта. Оркестранты сменили пиджаки на фраки. Царит настроение торжественной приподнятости. На репетиции все получалось. Казалось бы, для волнения нет оснований. И вот во время концерта мы едва-едва сводим концы с концами. Успех выступления часто зависит от ряда причин, установить которые трудно. Приведу пример. Я был в составе Камерного оркестра Московской консерватории на гастролях в Югославии. Тяжелая в физическом отношении поездка подходила к концу. В день последнего концерта мы проехали на автобусе около четырехсот километров из Скопле в Белград. Ни о какой репетиции не могло быть и речи. Все устали предельно. А концерт прошел очень удачно. Бывает, как сказано, и наоборот. Все отрепетировано. Оркестру дан необходимый отдых. А вечером ничего не выходит. «Видимо, все-таки решающую роль играет момент творческой собранности, целеустремленности и контакта— сложного контакта: сначала внутри оркестра, потом дирижера и оркестра, затем оркестра и дирижера с публикой». Слова эти принадлежат одному из ведущих наших дирижеров—Геннадию Рождественскому. Тридцатишестилетний Рождественский (для дирижера это пора молодости) шестнадцать лет тому назад встал за дирижерский пульт. Сейчас он возглавляет Большой симфонический оркестр радио и одновременно является главным дирижером Большого театра.

...Дирижера

Итак, третья точка зрения на симфонический оркестр: от пульта дирижера. Это интервью с Геннадием Николаевичем Рождественским.

— Геннадий Николаевич, как вы определяете отношения дирижера с оркестром?

РОЖДЕСТВЕНСКИЙ. Нелегкое дирижерское дело от оркестра зависит почти полностью. Взаимоотношения наши строятся всегда на взаимном обогащении. Я предлагаю оркестру свою концепцию исполняемой музыки и стараюсь получить от музыкантов своеобразный ответ: эту же идею, но дополненную и развитую. Это, конечно, оптимальный вариант наших отношений.

— Всегда ли все так ясно и просто в вашей работе с оркестрами?

РОЖДЕСТВЕНСКИЙ. Конечно, нет. Наши совместные занятия музыкой иногда проходят трудно. Правда, конфликты редки. Избегаю их всеми силами. Но среди прочего педагогический дар дирижеру необходим, равно как и тактичность. Вернее, тактичность прежде всего. Современные музыканты оркестра — народ высокоэрудированный. Каждый из них в принципе мог бы сам стать дирижером. Завоевать их уважение, считаться у них авторитетом — сложно решаемая задача. Я никогда не позволяю добиваться выполнения своих намерений от оркестра путем бесконечных повторений. Малоэффективны также многословные сентенции и сомнительные литературные примеры. Творческое совпадение взглядов должно достигаться простотой и убедительностью.

— Как вы относитесь к моменту волевого давления на оркестр? Ведь одержимость дирижера, его яростное (разумеется, в этических рамках) стремление добиться своего действуют на нас, оркестрантов, часто весьма сильно.

РОЖДЕСТВЕНСКИЙ. Стопроцентная диктатура дирижера вряд ли может привести к значительным художественным результатам. Можно получить хорошее техническое исполнение, можно заставить формально выполнить твои требования, но это проявление «воли» никогда не позволит свободно музицировать. Исчезнет момент раскрепощенного творчества.

— Значит, и не диктатура и не полная сдача на волю оркестра, а что же тогда?..

РОЖДЕСТВЕНСКИЙ. Музыканты

должны верить дирижеру. Верить, что его убеждения — единственно правильные в данном случае. Верить без громких слов и «широких дирижерских жестов». Я постоянно ощущаю психологический «посыл», исходящий из оркестра. Иногда достаточно легкого намека, движения «одним пальцем» — и все получается. Отдача бывает подчас такой сильной, что диву даешься. Но на удивление тоже времени нет. Нужно найти способ сдержать излишнюю музыкальную пылкость. Опять-таки тактично. Ведь люди стараются.

— Какие качества в оркестрантах вы цените больше всего?

РОЖДЕСТВЕНСКИЙ. Любовь к музыке. Здесь нет парадокса. Любовь, бескорыстную любовь к созиданию музыки.

— Какой оркестр представляется вам идеальным?

РОЖДЕСТВЕНСКИЙ. Такой, которому ничего не надо говорить. Который все понимает сам и ищет вместе скорейшего способа постройки великой пирамиды настоящей музыки. Какое это счастье — работать с оркестрами высокого класса!

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.