— Так что я! Вольф-то еще не уехал. Посмотрим, что он завтра будет делать.
— Посмотрим.
— Посмотрим. И все-таки что-то тут не так — я про то, как он номера менял. По-моему, вы, Алексей Алексеич, не совсем правы.
— Ох, упорный ты парень, Славин! Все-таки вернулся к перемене номера.
Когда он в начале разговора рассказал мне, как Герхардт Вольф вселялся в нашу гостиницу, я невольно рассмеялся. Славин, который увидел в этом эпизоде нечто таинственное и многозначительное, даже разозлился. «Успокойся, дружище, — сказал я ему, — не сердись. Вольфовский трюк стар, как мир. Он понимает, что ГПУ, конечно, за ним следит и, значит, может подсунуть ему «подготовленные» апартаменты. Значит, от предложенного номера надо отказаться!» «От первого — это ясно. Но зачем же и от второго?» «Так я ж тебе о чем толкую? Трюк стар. Вольф знает, что мы этот его ответный пируэт тоже знаем. И можем «подготовить» еще один номер. На всякий случай. Вывод? Надо и от второго номера отказаться. Перестраховаться. На всякий случай». «Может и так, — неохотно процедил Славин. — С точки зрения формальной логики». «А ты диалектик». «Стараюсь». «И что же тебе нашептывает диалектика?» «Она нашептывает мне: во всем сомневайся. И я сомневаюсь, что Вольф стал бы хитрить, страховаться и перестраховываться, если бы он не предполагал использовать свой номер для дела!» «усложняешь, дружище. В действительности все проще. И не все заранее разложено по полочкам». «А вот увидите, Алексей Алексеевич! Ну, послушайте, ведь он прямо-таки «навел» портье на тринадцатый номер. Именно на тринадцатый: попросил с окнами на улицу и в конце коридора. Вот я уверен, если бы Вольфу сразу предложили вместо шестого тринадцатый номер, он тут же бы согласился». «Ну, это уже из области ненаучных предположений. Во всяком случае, если ты уверен, — отстаивай свою версию. Доказывай. Окажешься прав — тем лучше для нас...»
Сделав зарядку и тем укрепив свой дух — а дух явно нуждался после событий позавчерашнего дня в укреплении, — Кирилл упрямой походкой отправился снова в архив.
— А вдруг найдется еще что, — почти утвердительно сказал он.
Я брился, собираясь на завод. Что-то внутри у меня ныло не переставая, и сегодня я просто-таки не находил себе места. Не знаю, что именно — интуиция, вторая сигнальная система или черт знает что еще, покуда не открытое человечеством, — буквально толкало меня на завод. «Походи, походи там, посиди, посмотри» — шелестело во мне.
Разглядывая свою физиономию в трюмо, я соображал, не оставить ли мне маленькие усики. Вдруг открылась дверь — и вошел Славин. В зеркало я видел, как он, стараясь не сойти с какой-то воображаемой тропы, добрался до кирилловского кресла и осторожно опустился в него, словно боясь что-то в себе расплескать.
— Что с тобой, милый? — осведомился я и стал скоблить левую щеку, перенеся решение проблемы усов на последний этап бритья.
— Да нет, ничего, — равнодушно сказал он, но голос его предательски дрогнул.
— А все же?
— Вольф уехал.
— Когда?! — В зеркало, вытаращив глаза, на меня глядела физиономия с белыми мыльными усами.
— Только что. Утром встал, спокойненько позавтракал внизу в ресторане. А как вернулся, все закрутилось в диком темпе. Он мигом собрал свои вещи, сдал ключ, расплатился, послал за извозчиком и — на пристань.
— Что ты по этому поводу думаешь?
— Алексей Алексеич, вы прочно сидите?
— Прочно.
— Положите бритву.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.