В 1960 году известный австралийский радиоастроном Р. Брейсуэлл высказал оригинальное и несколько неожиданное предположение. По его мнению, радиоэхо, слышанные Штермером и другими учеными свыше трех десятилетий назад, были радиосигналами автоматической инопланетной станции!

В нашей Галактике существуют миллионы высокоразвитых цивилизаций. Одна из форм связи между ними — посылка межзвездных автоматических ракет-зондов. Можно предположить, что цивилизация, способная создавать межзвездные ракеты, засылает одну из них в ближайшую «подозрительную» планетную систему, где, быть может, есть разумные существа. Такая ракета начинена различными автоматическими устройствами для радио- и телесвязи. Прилетев в незнакомую планетную систему, ракета ложится на круговую орбиту вокруг центральной звезды и начинает радиоприем. Вполне возможно, заявляет Брейсуэлл, что такие автоматические ракеты были засланы и в нашу солнечную систему.

«Чтобы установить, — пишет Брейсуэлл, — какие длины волн лучше всего подходят к условиям земной атмосферы, инструменты на борту ракеты должны прежде всего попытаться уловить радиоволны, исходящие от нас, и, повторив их, передать обратно на Землю. Для нас это выглядело бы как радиоэхо из космоса с продолжительностью в несколько десятков секунд или минут».

Подобную именно картину и наблюдал Штермер. Поэтому, напоминая о забытых экспериментах норвежского ученого, Брейсуэлл высказывает предположение, что в 1927 — 1929 годах с нашей Землей пыталась наладить двустороннюю связь какая-то инопланетная ракета. Но мы, земляне, оказались, увы, настолько непонятливыми, что приписали загадочные радиоэхо воображаемым и, как теперь ясно, нереальным естественным процессам.

Не содержится ли в «парадоксе Штермера» неразгаданный код!

Идея Брейсуэлла весьма заманчива. Действительно, современной астрономии неизвестны космические объекты, удаленные от Земли на сотни тысяч и миллионы километров, которые могли бы давать загадочные радиоэхо.

Луна? Но от нее радиоэхо возвращается к Земле всегда через 2,5 секунды. Астероиды? Отраженные от них радиосигналы были бы неуловимо слабыми, тогда как принятые Штермером эхо нередко всего лишь в несколько раз уступали в интенсивности основному сигналу. Венера или Марс? Но от них радиоэхо дошло бы за большие сроки, чем наблюдалось, и опять же настолько ослабленным, что ни Штермер, ни его современники принять его не смогли. Даже для современной радиотехники радиолокация планет представляет собою технически очень сложную задачу.

Может быть, в парадоксе Штермера повинны неоднородности земной ионосферы, из-за которых могут возникать очень сложные и многократные эхо? Такое объяснение, однако, вряд ли приемлемо. При рассеянии радиоволн в ионосфере обычно возникают две группы эхо, соответствующие расстояниям от 80 до 300 километров (первая группа) и от 600 до 2 500 километров (вторая группа). При иного типа рассеянии наблюдаемые высоты отражения колеблются в пределах от 800 до 1 200 километров. Все это явно не соответствует тому, что наблюдал Штермер. Трудно приписать парадокс Штермера и межпланетной плазме, так как электронная плотность в ней слишком мала для создания тех мощных эхо, которые были отмечены в 1927 — 1929 годах. Таким образом, как справедливо отмечает И. С. Шкловский, парадокс Штермера относится к явлениям, «до сих пор не нашедшим разумного объяснения».

Мне бы хотелось обратить внимание на одно обстоятельство, как будто подтверждающее гипотезу Брейсуэлла. Вспомните первый успешный опыт Штермера. За какие-нибудь полчаса интервал между сигналом и эхо менялся в пределах от 4 до 15 секунд. Что это, отражение от разных объектов? Или от одного объекта, все время меняющего расстояние от Земли?

Ни то, ни другое. В первом случае пришлось бы искать по меньшей мере десяток объектов, дающих эхо, тогда как до сих пор мы не можем указать ни одного. Во втором случае объект должен испытывать нелепые скачки с колоссальной скоростью и на огромные дистанции, что, конечно, противоречит законам природы.

Правдоподобнее, как мне кажется, предположить, что ответный сигнал посылался не сразу после поступления позывных, а через некоторое время, разное в разных случаях. Говоря яснее, в последовательности приведенных выше чисел, быть может, есть какой-то не понятый нами код. Если это так и расшифровка даст положительные результаты, мы, быть может, не только убедимся в истинности гипотезы Брейсуэлла, но и разгадаем, что именно хотела передать на Землю в 1927 — 1929 годах инопланетная автоматическая ранета.

В наш век «пристального изучения неба», как говорил Циолковский, надо внимательно относиться ко всем космическим радиосигналам неизвестного происхождения. Бесспорно, интересно было бы повторить опыты Штермера на современном уровне и с современной радиоаппаратурой. Быть может, наши далекие братья по разуму уже давно пытаются установить контакт с нами, но мы до сих пор оставались непонятливыми и необщительными.

Умение удивляться

Говорят, что в давние времена поспорили три великих мудреца. Они никак не могли решить, что на свете самое удивительное. Один сказал: «Самое удивительное — это рыбы, они понимают друг друга без слов». Другой сказал: «Самое удивительное — это птицы, они на все смотрят с высоты птичьего полета». А третий молвил: «Самое удивительное — это люди, они умеют удивляться».

Он был прав. Умение удивляться, умение видеть поэтическое в обычном — непременное свойство творческого человека.

Зина Гольцман — молодая художница, но в каждой ее работе присутствует удивление. Не наивное удивление ребенка, а свежий взгляд художника. Вот вошел человек в украинскую хату и удивился: как много тут интересного, яркого, неожиданного! И вышитые рушники, и красочные половики, и репродуктор на стене...

Цвет насыщен, композиция густа, однако в общем пластическом решении каждый предмет имеет свое точное место. Выполнено все в гуаши, мелках, карандаше — кажется, что художник хотел запечатлеть все в единый миг. Но удивление не бездумно. За ним взгляд на жизнь, работа и умение. Пускай не все одинаково удачно, но сквозь все свой голос и своя тема.

Зина Гольцман любит рисовать интерьеры с приметами современного быта, интерьеры деревенские, где все так живо и предметно. Города, где старина то и дело сталкивается с современностью. Близ церковного крыльца в Ярославле тянутся тонкие нити электропроводов. И почти в каждой ее работе — люди. Старый эстонец-моряк, крестьянин, который плетет корзину, сварщик возле синих баллонов с кислородом...

Можно ли назвать радость жизни темой художника? Если да, то это и есть главная тема работ Зины Гольцман.

Рисует Зина с детства. С семи лет — детская студия при Московском городском Доме пионеров. Затем художественная школа и художественно-графический факультет пединститута имени Ленина. Формируется вкус. Любимые художники — Кончаловский и Нико Пиросманишвили. У первого — отношение к цвету, к выбору сюжета; у второго — непосредственное и доброе отношение к людям, к жизни.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.