Это было в годы гражданской войны. Из фронтового лазарета я попал в 78-й сводный эвакуационный госпиталь, находившийся в Курске, а оттуда — в Казань. Трудное это было время: шли жестокие бои с интервентами, Волга пылала в огне мятежей, не хватало хлеба, топлива, патронов... Вечерами в здании, расположенном напротив Панаевского сада, зажигались электрические огни, и Красноармейский дворец заполняли люди в суконных шлемах с красными звездами. Точно в назначенный час легкое постукивание дирижерской палочки призывало нас к вниманию. Медленно раздвигался тяжелый занавес, и мощные волны бетховенской симфонии врывались в притихший зрительный зал. Страстный водоворот чувств заставлял чаще биться наши сердца, а на алом стяге над авансценой звучали, как клятва, гордые слова эпохи:

Мы путь земле укажем новый, владыкой мира будет труд.

В антрактах, прохаживаясь по просторному фойе, мы обменивались впечатлениями. С большого портрета с одобрением глядел на нас седобородый Карл Маркс с лорнетом в руке. Я знал автора этого полотна — Николай Иванович Фешин жил в ту пору в Казани, и не раз нам приходилось встречаться. В свойственной ему одному манере он широкими, свободными мазками изобразил во весь рост великого провозвестника нового мира. Несколько лет спустя, когда И. Е. Репина спросили, кто, на его взгляд, наиболее талантлив из современных живописцев, Илья Ефимович, не раздумывая, ответил: Фешин. Этот самый портрет — к слову сказать, один из первых и лучших в советском искусстве образов основоположника научного коммунизма — можно увидеть сейчас в Москве, где он экспонируется ныне в одном из залов музея, посвященного жизни и деятельности Маркса и Энгельса.

— ...Гляди! — смеясь, окликнул меня один из армейских друзей. — Во, как драпают гады!..

Но я и сам уже заметил небольшой литографский плакат на стене, вызвавший веселое оживление. С большим юмором и сходством художник изобразил лукаво улыбающегося Ильича, метлой очищавшего землю от эксплуататоров и тунеядцев. В паническом страхе разлетались в разные стороны фигурки попа, фабриканта, коронованных особ...

И тут я вспомнил, что уже видел однажды этот выразительный плакат, пронизанный горячим дыханием времени. Правда, совсем в иной обстановке, и он надолго врезался мне в память. Вот как это было.

...Теплушка воинского эшелона то и дело вздрагивала на стыках, и моя тяжелая, словно свинцом налитая голова раскалывалась от боли. Давали себя знать последняя контузия да приступы малярии — память польских болот...

Студеный ветер проникал в щели теплушки, выдувая последнее тепло, с трудом поддерживаемое «буржуйкой». Ежась от холода, дежурный боен подбросил в печку где-то раздобытый кусок полированной доски. Сухое дерево мгновенно вспыхнуло, бенгальским огнем рассыпая золотые искры. Яркое пламя на мгновение высветило часть дощатой стены с неровно наклеенными боевыми лозунгами политотдела, призывавшими без пощады бить врага — ясновельможных панов, белополяков: «Даешь Варшаву!» — и скромный цветной плакат с хитрой ленинской усмешкой...

Я вспомнил все, что мы знали об Ильиче. Он работал с огромным напряжением сил, но всегда был ровным, неунывающим, всегда жизнерадостным и справедливым. И мне вдруг стало легко, словно кто-то влил в меня свежий запас жизненных сил. Знакомый облик то появлялся, то вновь исчезал в отсветах огня, и, как напутствие, под перестук колес в ушах звучали чеканные слова поэта:

Мне нужно действовать. Я каждый день

Бессмертным сделать бы желал, как тень

Великого героя. И понять

Я не могу, что значит отдыхать...

Встреча с другом после разлуки всегда волнует. Чуть ли не полвека прошло с тех пор, как октябрьский шторм смел навсегда с родной земля помещиков и капиталистов. И легко представить чувство радостного изумления, которое охватило меня, когда в дни четырехсотлетнего юбилея русской книги я вновь увидел хорошо знакомый мне старый боевой плакат. Фамилия автора не была указана. Мне захотелось во что бы то ни стало узнать имя художника. Не стану описывать связанных с этим перипетий. Скажу лишь, что автором воспроизводимого плаката оказался широко впоследствии известный карикатурист газеты «Правда» Дени. Сюжет был заимствован им из безымянного рисунка, напечатанного в 1918 году в крестьянской газете «Беднота». А не так давно, знакомясь с архивом талантливого художника академика Михаила Черемных, я, к своему удивлению, узнал, что он-то и был автором первоначального, появившегося без подписи газетного рисунка.

...Так произошла моя третья встреча с неувядаемым прошлым, встреча с юностью.

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.