Он достал ложку, вытер ее грязным полотенцем и принялся за еду.
— Я был готов на все, даже на убийство. Сначала хотел убить себя, потом и себя и ее. Наконец мне пришла в голову мысль: ведь это она одна во всем виновата. Она пусть и гибнет! Вспомнил о трости. Вначале хотелось убить Зазу, а самому идти в полицию и признаться во всем. Но все обернулось иначе. В ящике Арно, ее мужа, нашли четырехгранный стилет. Стилет принадлежал ему, хотя он и отрицал это. Арно не хотел идти на виселицу из-за нелепой случайности. Другая случайность спасла его от петли. Дело в том, что никто в цирке никогда не видел у него этого стилета: Арно на сцене им не пользовался. Полиция сделала отсюда вывод, что нож был кем-то подброшен.
Старательно вытерев хлебом сковородку, Бромберг продолжал:
— Вечером я дождался момента, когда Арно отправился на прогулку, и вошел в фургон. Заза набросилась на меня с оскорблениями, издевалась, унижала, поливала грязью. Я выхватил штык и убил ее.
— А невинного человека присудили к пожизненному заключению, — заметил Генрик.
— О, вы не знаете, как обстояло дело! Подозрения в одинаковой степени падали на нас обоих. Но у него не было алиби, вот он и очутился на скамье подсудимых. Не мог же я предвидеть, что у него не будет алиби, да и стилет в ящике тоже был для меня неожиданностью. В конце концов адвоката для него нанял я, а не кто-нибудь. Вдобавок полиция вскоре разыскала ту девицу, с которой Арно провел роковой вечер. Дело пересмотрели, и он вышел на свободу. Трость я спрятал. Во время оккупации она пропала, уж и не помню, где и когда.
— И обо всем этом вы можете говорить так спокойно, жуя яичницу с ветчиной?
Старик усмехнулся.
— А что вы прикажете делать? Стонать? Заливаться слезами? Должен сознаться, упреки совести меня не мучили никогда. И на могилу к ней я хожу совсем не поэтому. Мне просто некуда больше пойти. Магазин у меня отняли. Все знакомые немцы или уехали, или поумирали. Получаю пенсию. Живу бедно, но все-таки живу. Лучше так, чем никак, — хохотнул он.
— А что с Арно?
— Не знаю. Поступил в венгерскую цирковую труппу и уехал из Польши. С тех пор о нем ни слуху, ни духу.
Генрик встал с колченогого табурета.
— Вот теперь мне все ясно.
— Вы не могли бы оставить трость мне? — спросил Бромберг.
Генрик заколебался.
— Вы знаете, она мне сейчас очень нужна. Ведь я хочу разузнать, в чьих руках она побывала после воины.
— Заходите ко мне в гости, — сказал старик. — Я так одинок. Беседа с вами была для меня удовольствием. Может, я вспомню еще кое-какие подробности. Ведь вы еще зайдете, правда?
— О да. Зайду, — пообещал Генрик и с облегчением вздохнул, выйдя на лестницу.
Во дворе его ждала Розанна.
— Юлия ушла. В конце концов мне удалось ее оскорбить, — торжественно объявила она.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.