— Так меня же. правление колхоза забрало к себе как инициатора! Я же с председателем ездил по дальним бригадам! Я ж их вдохновлял на уборку!..
— Ведь ты же тогда сбежал с поля!..
— Меня правление официально послало в город,— пояснил Медяшкин.— У меня было спецзадание!
— Пока ты крутился вокруг правленцев, сам себе задание придумал! Кстати, можно было просто позвонить в трест, а не ехать самому. А на поле ты был всего-навсего один день. Вот и весь твой патриотический порыв», за который ты. между прочим, получил премию и благодарность в приказе...
— Я протестую! — вскричал Медяшкин возмущенно.— Я человек известный! Я издевательства терпеть не намерен! Видимо, кое-кому, товарищи, поперек горла мой авторитет встал! Кое-кто хочет примазаться к моей общественной репутации!
— Пусть он расскажет, как ездил на строительство пионерского лагеря для подшефной школы! — раздалось из зала.
— Еще как ездил! — приободрился Медяшкин.— Потратил на это свой законный отпуск! И не жалею!
— Верно, что жалеть! — улыбнулся Вася.— Снова получил премию, затем внеочередной отпуск и путевку в дом отдыха за счет месткома. А вот как ты работал на строительстве лагеря: провел две лекции да десять дней бюллетенил из-за приступа гипертонии.
— А шишки-то он собирал! — перебили с переднего ряда.— Объясни собранию, Медяшкин: зачем ты неделю целую собирал в лесу шишки?
— Ему доктор прописал хвойно-воздушные ванны! — крикнули из глубины зала.
— Клевета! — отмахнулся Медяшкин.— Шишки, по замыслу художника, входили как декоративный элемент в оформление клуба. А так как я был из лагеря командирован в город... («На неделю!» — вставил кто-то, но Медяшкин не обратил внимания на реплику.) ...согласовывать проект оформления с членом союза художников, то я один лишь знал нужные размеры шишек... Взорвались хохотом наиболее смешливые из присутствующих. Вася постучал карандашом о графин:
— Спокойно, товарищи!.. Как видим, умеет устраиваться товарищ Медяшкин, ничего не скажешь!
— Хватит! — рубанув рукой воздух, гаркнул Медяшкин.— Меня знают не только здесь! Медяшкина не затравишь! Его на нет не сведешь! Я семьдесят восемь раз проявлял инициативу, тридцать раз возглавлял движение, восемнадцать раз руководил мероприятиями!
— И за это получил столько же премий, ценных подарков, бесплатных путевок! Да, кроме того, за пять лет ты сидел за своим рабочим столом в экономическом отделе в общей сложности сто двадцать дней... Остальное время «проявлял инициативу»!..
— А где же ты был? — вдруг грозно спросил Медяшкин.— Раз я отрицательное явление, так чего ж ты молчал? Допускал меня до созревания? Соучастник ты мои, вот ты кто! Товарищи! Учтите! Вопрос стоит ребром: нужно вскрыть это ненормальное положение, когда один делает ошибку, а другие молчат. Кто молчит, тот еще хуже. Знает, а молчит! Считайте меня первым оратором — я буду выступать по этому вопросу!
Медяшкин восемь раз «проявлял инициативу», брал слово. Он обвинил в «соучастии» более сорока человек. Все сорок признали свою вину, и все же это «инициатору» не помогло.
Но когда Медяшкин понял, что его до сей поры безотказно действовавший метод разоблачен, он остался верен себе — направился к выходу из зала и сказал страстно и пламенно:
— Товарищи! Вопрос стоит по-прежнему ребром: мы не можем быть вместе. Или вы со своим Тарасовым, или я. Поэтому я ухожу. Все. Болтовней делу не поможешь! (Носик-поплавок гордо всплыл над самоуверенной физиономией.) Я кончил. Меня оценят в другом месте!
И он ушел. Из зала. А на следующий день и с работы — по собственному желанию.
Собрание же постановило (кроме всего прочего) написать о Медяшкине в журнал или в газету. Ведь неизвестно, где и под какой фамилией Медяшкин вынырнет.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.