Чагылган не отвечал и зачем-то поправил кожаный патронташ-браслет на запястье руки. Никита, не оглядываясь, зашагал в сторону Беркунда. Чагылган нагнал нас уже на подъеме и что-то крикнул на родном языке. Никита повернулся. Я не подозревал, что он так зло может щурить свои добрые глаза.
— Отец,— сказал он по-русски, в упор глядя на Чагылгана,— ты меня учил: только смерть может остановить человека, идущего на помощь людям. Тебя останавливает шайтан. Он мешает тебе даже тогда, когда люди в большой беде.
— Там тебя ждет смерть! — крикнул Чагылган.
Никита пошел в гору. Слышно было, как побрякивал на поясе его охотничий кинжал.
Я посмотрел вниз. Чагылган стоял на том же месте и зачем-то поправлял патронташ-браслет.
Когда мы поднялись на Беркунд, уже совсем рассвело. На мгновение у меня перехватило дух: я впервые был на такой высоте.
Под нами упруго бились об отвесные скалы облака. Снизу они светились, будто на земле кто-то разжег огромный костер,—• облака были красные, и синие, и зеленые. (Вихрь разрывал и тащил их вниз; иногда он просверливал всю толщу, и было видно далекое днище пропасти. Чуть дальше, как спина гигантского чудовища, дремотно плавал в облаках хребет другой стороны ущелья, весь щербатый от пиков.
Никита вдруг свернул с тропы и скрылся за кедрачом, затрещав сучьями.
С минуту было тихо. Мне стало жутко...
— Никита!..— тихо позвал я.
— Иди сюда,—глухо раздалось в ответ.
Я шагнул в чащобу. Во мне все похолодело... Справа, слева, со всех сторон, скаля по-лошадиному длинные зубы, меня окружали уродливые рожи. Подняв глаза, я невольно вскрикнул: древний кедр был срублен на два человеческих роста и оканчивался огромной головой; голый череп ее кое-где зарос мхом. Остальные идолы были беспорядочно разбросаны по бурелому и прислонены к стволам лиственниц. Все они походили друг на друга, как валуны на берегу реки: рты у них были нелепо широки и раскрыты; носов не было вообще; широко поставленные глаза не выдолблены, а выпуклы.
— И этих дров боится отец,— тихо сказал Никита.
— Тебе страшно, Никита? — зачем-то спросил я.
Никита помолчал, перевернув ногою идола. Потом отвечал:
— Молодой олень, бегущий впереди стада, всегда спотыкается.
Когда мы были у подножия Беркунда, от напряжения больно ломило ноги. Никита смотрел на перевал, козырьком приложив ладонь ко лбу. Внешне он ничуть не выдавал своего волнения. Но я-то знал, что творится в его душе!
— Оте-ец! — вдруг закричал он.— Я здесь, отец!..
Эхо глухо забилось о скалы. Я посмотрел на перевал. По крутой, слабо желтеющей тропе, уже обогнув огромный гранитный выступ, где мы только что были, с Беркунда спускался Чагылган.
— Отец впервые в жизни пошел против шайтана,— услышал я голос Никиты.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.