Минуло три месяца с того дня, как Николай Островский сдал Государственному издательству художественной литературы свой роман «Рожденные бурей».

Для каждого писателя пауза между окончанием романа и выходом в свет книги всегда бывает волнующей и тревожной. Островский переживал эту паузу особенно мучительно и нетерпеливо: с каждым днем он чувствовал себя все хуже, силы уходили, физические страдания становились невыносимыми. И хотя Островского ежедневно навещали друзья, хотя у его постели часто играли музыканты и пели певцы, чтобы немного развлечь писателя, мысль Островского — жадная и неугомонная — все время обращалась к будущему роману.

...Был пасмурный декабрьский день 1936 года. В кабинет директора издательства Накорякова вошли заведующий редакцией художественной литературы писатель Виктор Кин и начальник производственного отдела'.

— Сейчас звонили из Союза писателей, — в волнении проговорил Накоряков. — Островскому совсем плохо... В каком положении «Рожденные бурей»?..

— Уже есть чистые листы, — ответил начальник производственного отдела. — Дней через десять получим сигнал...

Накоряков задумался. С минуту он молчал, потом сказал:

— Друзья, есть небольшое предложение... Дорог буквально каждый день... Доставим Островскому радость... Может быть, последнюю... Давайте быстро подберем листы, переплетем их и сделаем нечто вроде сигнального экземпляра... Боюсь, когда придет типографский сигнал, будет уже поздно... — Голос Накорякова дрогнул.

— Замечательная мысль, Николай Никандрович! — с жаром воскликнул Виктор Кин, редактировавший роман «Рожденные бурей». — Непременно сделаем!..

Спустя два дня сигнал был готов, и Накоряков решил лично доставить его Островскому.

День выдался холодный, дождливый; зима еще не установилась, и порывистый ветер швырял в лицо заряды мокрого снега. Накоряков шел по обледенелым тротуарам и, казалось, не замечал непогоды. Он думал об Островском и в мельчайших деталях вспоминал свое знакомство с ним в Сочи... Он видел на лице писателя какую-то просветленную радость, когда тот узнал, что Государственное издательство художественной литературы собирается выпустить роман «Как закалялась сталь» массовым тиражом.

— Это будет здорово! — сказал тогда Островский. — Я получаю много писем, товарищи жалуются: нигде нет книги».

И чем больше думал Накоряков, тем быстрее память подсказывала ему все новые подробности, факты, эпизоды... Переписка с Островским... Два больших письма о его работе над «Рожденными бурей»... «...Все эти месяцы в Сочи, — писал Островский, — я работал с большим напряжением всех своих духовных и физических сил. Здоровье мое разрушается с обидной быстротой, и работать становится все труднее. И все же первый том написан. Хорошо ли, плохо ли, — судите сами. Будьте суровы и беспристрастны. Судите без скидки на объективные причины и прочее...» Затем приезд Островского из Сочи в Москву, совещание у его постели о новом романе... С какой заинтересованностью выслушивал он замечания товарищей по перу о своем романе!..

...Вот и Тверская, квартира Островского — две небольшие комнаты над бывшим магазином Елисеева. Накоряков быстро поднялся по каменным ступеням на второй этаж и узким, полутемным коридором прошел в маленькую комнату. Островский, худой и бледный, недвижно лежал на железной кровати головой к окну.

Узнав о приходе Накорякова, Островский оживился:

— Я рад, очень рад... — произнес он слабым голосом.

— Вот, Николай Алексеевич, сигнал «Рожденные бурей», — сказал Накоряков, присаживаясь у постели Островского и передавая ему книгу. — Через несколько дней будет тираж...

Островский бережно взял книгу и с какой-то особой нежностью прижал ее к груди.

— Как хорошо! — прошептал он. Этот сигнальный экземпляр романа

«Рожденные бурей» был последней радостью Николая Островского.

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.