— В Америке правило иное: беспокойся сам о себе, а другой будет делать то же самое. Такая мораль рабочему — враг. Советская мораль — союзница...

В те годы а клубах и красных уголках любили выклеивать подборки фотографий: «У них» и «У нас». Помню, на ткацкой фабрике «Трехгорка» мы по полстены отвели «нам» и «им». В рабочей массе шло осознание новизны ею же творимого мира. А тут подоспевала новая поросль. О ней уже говорили: «Эти даже городового не видели...». Надо было помнить, что «городовые» живы на улицах Нью-Йорка, Берлина, Токио.

Среди нас был наш сверстник, который успел побывать «у них» и «у нас». Встречая Гарри в райкоме комсомола или у молодого поэта, певца московских рассветов и метростроевских девчонок, всегда можно было приметить, что он обладает чем-то таким, чего нам все-таки недостает.

Через десять лет после приезда в СССР Гарри надел военную шинель. Она ему досталась не в связи с мобилизацией: с работы, которой он тогда занимался, в армию не брали. Гарри обошел всех, включая секретарей ЦК комсомола, добиваясь отправки на фронт. И она ему досталась на всю войну, самая трудная шинель, шинель пехотинца...

Зима 1942—1943 годов. Бои в междуречье Волги и Дона. Полк, где служит помкомвзвода Гарри Айзман, дерется под Новой Калитвой. Атака. Наступающая цепь попадает на минное поле. На левом крыле цепи — Гарри среди немногих уцелевших. Утром прорываются к высотке. Закрепились. В сумерках пробрался связной: «Где здесь тот, кто все языки знает? К начальнику штаба!».

Оказалось, надо было допросить пленного.

Гарри оставили переводчиком при штабе. Он, однако, почти все время проводил на переднем крае: беседовал с бойцами, выпускал листовки. «Исключительно действенным средством в бою являются листовки-«молнии» лейтенанта Айзмана»,— писала в своей передовой статье 15 октября 1944 года дивизионная газета «Храбрый воин».

Погибает парторг батальона — Гарри посылают заменить его. В пламени наступательных боев куется его опыт политработника. Харьков, Витебск, Прибалтика. На груди, под шинелью, орден Красной Звезды. Это ли не символ? Его путеводной звездой всегда была красная.

...Он еще ходил в шинели, когда я впервые встретил его после войны. Рядом с ним была девушка. Он ее назвал: «Соколова».

Он и теперь частенько так ее называет: «Приготовься, Соколова, у нас сегодня будут люди». Приходят к нему однополчане, пионервожатые-артековцы, новые друзья по работе в Союзе обществ дружбы и культурной связи с зарубежными странами. Леночка, дочь Гарри, отлично знает английский. Когда у них в гостях бывает Генри Уинстон, она свободно участвует в общей беседе.

Судьба американских коммунистов по-прежнему волнует Гарри. И те никогда его не забывали. «Да, я прекрасно тебя помню,— писал ему Уильям 3. Фостер 12 мая 1960 года.— Некоторые детали твоих столкновений с властями ускользнули из моей памяти,— это было так давно. Как бы то ни было, очень приятно получить весточку от тебя. Твое письмо привело меня к заключению, что у тебя все в порядке и ты доволен».

В редакции московских газет и журналов приходят письма. О судьбе Гарри хотят узнать многие — и те, кто уже вышел из комсомольского возраста, и те, кто в этот возраст только входит. Ученица седьмого класса одной из кишиневских школ Галина Рашкован пишет: «Я читала о преследовании коммунистов в США. Это вызывает гнев. Просто невозможно читать спокойно эти сообщения из-за рубежа... Мой отец, член партии, в прошлом комсомольский работник, рассказал мне, что присутствовал на сборе пионеров в «Артеке». Там у костра выступал сын американского коммуниста пионер Гарри Айзман. Где теперь Гарри?» Автор другого письма, С. Басе, рассказывает, что в тридцатых годах в Ленинграде пионерская организация их школы была награждена знаменем американского пионера Гарри; где же теперь это знамя и где сам Гарри? Аспирант Академии общественных наук П. Московский был как раз тем человеком, которому сообщили по телефону из ленинградского порта, что с парохода только что снят американский мальчик. Он привез его в филармонию, где проходило собрание молодежи, и был свидетелем восторженной встречи...

Значит, не для нас лишь, рязанских комсомольцев, Гарри стал частицей биографии.

Квартира Гарри на Профсоюзной. Семья I у вечернего стола. У них в гостях американка, участница движения «Женщины | борются за мир». Была на Всемирном 'конгрессе и только что вернулась из поездки по нашей стране. У себя, в штате Огайо, преподает в колледже русский язык и литературу. Поэтому разговор идет вперемежку на английском и русском.

С нею путешествует ее гитара. Долго упрашивать спеть ее не приходится: песня, видно, ее привычное оружие в борьбе за мир. «Вот что мы, американки, пели на конгрессе...». Старая негритянская песня. И скорбь и решимость.

У певицы сильный, низкий голос. Какое-то подспудное волнение мы угадываем, когда исполняется современная песня: «Янки, русские, белые, черные! Мы все — братья. Мы проходим одной дорогою жизни...». Оказывается, сегодня у гостьи... день рождения! Мы все тянемся к ней с поздравлениями. Леночка подсаживается поближе: тоже будет петь, она знает много американских песен.

Но прежде приходится уступить настояниям Гарри: «Давайте — «Вечную солидарность»! Вот так». Звучит боевая песня американских рабочих — песня стачечников, песня демонстрантов. С нею он шагал по нью-йоркским улицам.

Как юно и дерзко светятся сейчас твои глаза, Гарри! Как широк маршевый взмах руки!

У песни твоей молодости не только славное прошлое — у нее верное будущее.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.