«Ликвидаторство» Перцова еще яснее обнаруживается, когда он расшифровывает свое понимание опыта.

Дав вначале правильную формулировку об «опыте социалистической организации труда», Перцов затем заговаривает о «производственном опыте» для того, чтобы потом уже перейти к так любимому «лефовцами» техническому опыту. Здесь теорийка Перцова получает свое наиболее выпуклое выражение.

Посудите сами: «Нужно помнить, что книга рассчитана не только на рабочего того же самого завода, где работает автор, но главным образом на рабочих других заводов, других производств» (стр. 27). Поэтому надо знакомить читателя с «техникой производства, о котором идет речь», и дальше Перцов сочувственно отзывается о книжке Оровецкого «Сила примера», в которой, по его мнению, «описывается технический опыт» (стр. 28).

Все это далеко не случайные и не неосторожные или неряшливые формулировки. Все это вполне закономерно, и увенчивается эта концепция таким совершенно разоблачающим Перцова утверждением:

«Вне политической установки рассказ об опыте будет голым делячеством, узким техническим справочником» (стр. 13).

Это говорится для того, чтобы подчеркнуть якобы специфику искусства! Но по существу этого положения надо заметить, что политическая установка совсем не превращает «узкотехнический справочник» в художественное произведение и, с другой стороны, самый «узкий» технический справочник в стране строящегося социализма невозможен без политической установки. Это теперь совершенно очевидно. И. конечно, шиты чересчур яркими нитками попытки Перцова кивнуть на политическую установку тогда, когда нужно определить специфику искусства. Бесчисленными заклинаниями на тему о социалистическом труде, о производстве и классовых интересах не скрыть того очевидного факта, что Перцов не только не понимает специфики искусства, но даже фактически не ставит перед рабочими - писателями задач его создания.

Оказывается, идеальная книга, по мысли Перцова, которую будут создавать рабочие - ударники, книга «об общественных отношениях социалистического производства смыкается с технической книгой в собственном смысле, которая в фокусе своего внимания ставит именно производство, технологические процессы».

Нужно ли еще разоблачать сие вульгарное, механистическое «смыкание» и нужно ли еще приводить дополнительные цитаты о «живой» (!) книге или о научной книге, которая «обращается по преимуществу к разуму».

И без этого совершенно ясно, что Перцов не только не разоружается, но пока воинственно протаскивает с благословения ГИХЛ (редактор тов. А. Митрофанов) чуждую и враждебную марксизму - ленинизму концепцию художественного творчества. Перед нами - типично лефовская теория ликвидации искусства.

Отсюда откровенное делячество, воспевание эмпирии, пропаганда техницизма, превознесение практического опыта (что у Перцова звучит так же, как у Третьякова «фиксация фактов») и пр. и пр.

Отсюда же полнейшее непонимание действительного смысла и значения призыва ударников в литературу, непонимание задач создания художественного стиля пролетарской литературы, необходимости борьбы за диалектико-материалистический творческий метод и потому неверная, извращающая и объективно вредная трактовка всех этих вопросов.

В книжке немало удачных примеров, встречаются отдельные правильные замечания, и некоторые места могут быть критически использованы.

Однако совершенно очевидно все же, что и остальные теоретические откровения Перцова, непосредственно вытекающие из основных установок книги, также не выдерживают никакой критики.

Приведем только еще два примера: «В определенных случаях, - пишет Перцов, - автор может высказывать и свои собственные соображения, выяснять снос собственное отношение к изображенным событиям, передавать свои собственные чувства, настроения и мысли» (стр. 42).

Выходит, что только в определенных случаях автор может выяснять свое «собственное отношение к изображенным событиям» и «передавать свои собственные мысли». А мы думаем, что художественное произведение непременно выражает отношение автора как представителя определенного класса к изображаемым им явлениям, что оно непременно передает его мысли и чувства: иначе искусство и идеология имеют мало общего! Но ведь к этому и клонит Перцов.

«Нужно только помнить, - пишет он дальше, - что нас интересует именно та психология человека, в которой ом выступает со своей классовой стороны, с точки зрения его роли в социалистическом производстве» (стр. 43).

А мы опять - таки думали, что всякая психология человека непременно отражает его «классовую сторону» (?!), и нет никакой другой психологии, которая была бы изолирована от классовой обусловленности. Все это бесспорно. И все это свидетельствует о попытках Перцова обосновать деидеологизацию художественного творчества, попытках, закономерно вытекающих из лефовской теории ликвидации искусства.

Мы в начале статьи задавались вопросом о том, что в книжке нового и что правильного.

К сожалению, к автору по прочтении книжки даже нельзя обратиться словами немецкого поэта Росса: «Твоя книга учит кое-чему новому и истинному, если бы только в ней истинное было ново, а новое истинно». Здесь много не истинного, не нового и мало старого истинного.

Поэтому книжка т. Перцова может принести начинающему рабочему - писателю только вред.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.