Треснувший колокол

К. СЕВЕРИНОВ. 1 700 долларов в год, а то и больше — такова плата за высшее образование. Вырвать из бюджета семьи такую сумму может только состоятельный человек. К тому же университетский диплом вовсе не гарантирует получение работы. Хотя основная армия безработных — это люди без всякого образования, но и выпускники институтов тоже пополняют ее ряды. По рассказам самих студентов, каждое хорошее место берется с бою, и в этом конкурсе решающее слово принадлежит, как правило, не знаниям, а деловым связям родителей. Характерно, что когда тот же профессор Пайс убеждал нас, что университет все же помогает студентам (некоторым, например, выплачивается стипендия, которая в четыре раза меньше платы за обучение), то он особенно напирал на то, что университетское руководство тратит много сил, чтобы помочь своим питомцам устроиться на работу.

А. КОВЫЛЬНИКОВ. Что еще поразило нас в американских студентах? По правде сказать, некоторая ограниченность кругозора. У многих интересы как-то замыкаются в пределах институтской программы, джаза, кино и спорта. Если мы разговариваем с будущим врачом, то выясняется, что он почти ничего не знает о последних достижениях в области освоения космоса. Если же беседуем с будущим физиком, то он, например, ничего не слышал об исследовании Антарктиды. Зачастую он незнаком с вещами, о которых, как нам казалось, знает весь мир. Есть такое понятие — «культурный багаж». Так в этом смысле американскому студенту не только любой наш студент — любой парень из нашей бригады сто очков вперед даст. Не подумайте, что я преувеличиваю. Об этом же с горечью говорили и некоторые преподаватели Гарварда и некоторые студенты, составляющие приятное исключение.

— Распространяется ли эта духовная инертность, безразличие на политику? Интересуется ли американский студент политикой своей страны, жизнью других стран, волнуют ли его проблемы войны и мира?

А. КОВЫЛЬНИКОВ. Мы встречали разных студентов. Одни доверчиво, не задумываясь, проглатывают все то, что им преподносит пресса. Таких ничто не волнует. У них на все отштампованный ответ. Есть и такие, что газет не читают, так как не верят им, и вообще никому и ничему не верят, считая политику грязным бизнесом. Таких тоже ничто не волнует. Третьих интересует и волнует многое. Они хотят сами во всем разобраться, хотят сами участвовать в решении вопросов, от которых зависит их будущее. Я не знаю, как много этих третьих. Понятно, что именно с ними нам приходилось беседовать чаще. Говорят, что еще недавно это были одиночки. Но в залах, где мы выступали, сидели не одиночки, а сотни. Мы сами были свидетелями новых веяний в жизни колледжей и университетов США. И прежде всего растущего интереса американских студентов к Советскому Союзу. Наши рассказы о жизни советской молодежи всегда находили внимательных и, как правило, доброжелательных слушателей. Молодые американцы хотят как можно больше знать о наших делах, стремятся чаще встречаться со своими сверстниками из Советского Союза. Когда я рассказывал о предложении Комитета молодежных организаций СССР организовать фестиваль советско-американской молодежи, то неизменно раздавались аплодисменты. И сколько горького разочарования было видно на лицах наших слушателей и собеседников, когда они узнавали, что высокопоставленные чиновники США все еще противятся этой встрече!

Мы не уставали рассказывать о своем житье-бытье и не уставали удивляться: какие только небылицы о нашей стране не вбивают в головы американской молодежи! Узнали мы и происхождение подобных небылиц. Совсем недавно в программу учебных заведений США был введен специальный курс антикоммунизма.

А. КОВЫЛЬНИКОВ. Антикоммунизмом пичкают не только взрослых американцев, но и детей. Мне самому пришлось в этом убедиться. Но сначала я хотел бы привести один факт, не очень значительный, но показательный. Он хорошо иллюстрирует возросший интерес американцев к нашей стране. Как-то я разговорился с одной американкой. У нее русские имя и фамилия: Маша Воробьева. Родилась она в США, куда ее родители переехали еще до революции. В России она не была, но русский язык выучила. Так вот, эта Маша Воробьева долгие годы не могла найти себе работу. Перебивалась случайными заработками. Сейчас же у нее почти нет свободного времени. Все хотят учить русский язык. Учат русский и взрослые, и подростки, и дети. Многие родители настаивают, чтобы в школе их детей учили русскому языку. И их действительно учат. Но как! Я побывал на уроке «русского языка» в одной из начальных школ Бостона. Восьмилетний мальчуган старательно выводил на доске русские фразы, которые ему диктовала учительница. Что же это были за фразы? «Я хулиган», «Я не хочу работать». Я попросил ее показать мне учебник, из которого она диктовала. Первое, что мне бросилось в глаза, были два стихотворения, которые требовалось заучить наизусть. Одно — скандально известная полвека назад кабацкая песня «Бублички». Второе... Я не удержался и переписал его, потому что боюсь, иначе бы мне не поверили. Вот начальный куплет: «Ванька Таньке в одноколку заложил, Ванька с Танькой укатил, тпру да ну, го, га, го, Ванька С Танькой укатил», — и дальше в том же духе, только уж совсем несообразное.

Вот с подобных песенок начинается воспитание юного американца.

К. СЕВЕРИНОВ. Люди, делающие бизнес на антикоммунизме, всячески пытались отравить нам впечатление от встречи с честными американцами. Задавали, в частности, вопросы, которые казались им ужасно каверзными. Но в этих вопросах легко угадывалась грязная мыслишка их авторов. Однажды меня спросили: «Скажите, господин Северинов, существуют ли у вас в стране трения между рабочими и коммунистами, рабочими и правительством?» Вопрос был задан при большом количестве народа, и зал настороженно ждал ответа. А ответить мне было очень просто. «Вот я, Кузьма Северинов, простой рабочий, шахтер. Я коммунист. Я депутат высшего органа власти своей республики — Верховного Совета Украины. Какие же могут быть у меня трения с самим собой? Я понимаю, вопрос был задан потому, что в вашей стране существует немало трений между правительством и рабочим классом. Но ведь в вашем правительстве и в вашем конгрессе рабочих нет. Оттого, видимо, и трения».

— Наверное, человек, задавший этот вопрос, не думал, что вызовет огонь на себя.

А. КОВЫЛЬНИКОВ. О таких американцах вспоминать неприятно. Приятнее вспоминать о другом. Мне, например, надолго запомнился один хороший вечер, проведенный в Йеллоуспрингсе. В тот день вся Америка отмечала свой национальный праздник — День благодарения. Нас пригласил к себе американец с очень распространенной фамилией — Смит. Кстати, он был одним из тех, кто пикетировал парикмахерскую расиста. На столе традиционное американское блюдо — жареная индейка. Надо сказать, что готовит ее миссис Смит превосходно. Мы, со своей стороны, попросили Соню Салимову сварить борщ, и она тоже в грязь лицом не ударила. Американцам украинский борщ понравился не меньше, чем нашим парням и девчатам американская индейка. Уплетали за обе щеки. И вот за этим «международным» столом мы много говорили о том, что волнует всех нас: о войне и мире, о мирном сосуществовании, о взаимной торговле. Мы были рады услышать от наших хозяев высокую оценку миролюбивых шагов Советского правительства. «В нашей семье никто не сомневается в том, что советские люди хотят мира. Но многие американцы слишком напуганы газетами. Поэтому нам надо чаще ездить друг к другу в гости. Такие поездки помогут рассеять атмосферу недоверия», — сказал мистер Смит. Мы согласились с ним, добавив, что полезно было бы также избавиться от источников запугивающей информации. «У нас свобода печати», — ответил Смит.

К. СЕВЕРИНОВ. Через несколько дней в Вашингтоне мы стали свидетелями омерзительного зрелища. У стен Белого дома маршировали фашисты. Впервые в жизни я увидал не на фотографии, а наяву паучью свастику. Мне стало обидно за американцев. «Как же вы это допускаете?» — спросил я. Ответ: «У нас свобода выступлений». Странный, если не сказать хуже, смысл вкладывают иногда американцы в слово «свобода».

— Наша беседа подходит к концу. Понятно, что за полчаса невозможно рассказать обо всем увиденном и услышанном за месяц. Вы много времени уделили осмотру выставок, музеев, галерей. Может быть, вы скажете несколько слов о своих впечатлениях от этих экскурсий?

А. КОВЫЛЬНИКОВ. Мы действительно немало часов провели в различных музейных залах. Это были одновременно и приятные и горькие часы. Многие исторические памятники США возвращают вас к героической эпохе войны за независимость, к событиям гражданской войны за освобождение негров. Нам всегда приятно побывать в местах, связанных с революционными сражениями, увидеть реликвии борьбы за свободу. Горько же становилось от того, что все это — в далеком прошлом, что наследие борцов за свободу безвозвратно растрачено на нью-йоркской бирже, ставшей главным «монументом» сегодняшней Америки. Приятно было увидеть в филадельфийском «Индепенденс холле» знаменитый колокол свободы, созывавший почти два века назад свободолюбивых американцев на борьбу против английской короны. Раскатистый голос набата донесся тогда и до России. Много славных дел было сделано под его призывный гул. Горько же становилось от того, что этот колокол давно умолк. Он треснул. Об этом треснувшем колоколе свободы я невольно вспоминаю каждый раз, когда пытаюсь суммировать свои впечатления об Америке. Свобода, упрятанная в музей. Свобода, которую не найдешь за стенами музея. Там же, в Филадельфии, нам показывали другой исторический экспонат — крейсер «Олимпию». Гиды пытались уверить нас, что этот разбойничий корабль так же дорог американцам, как советским людям — крейсер «Аврора». Мы не поверили этому кощунственному сравнению. Чем прославилась «Олимпия»?

В конце прошлого века выстрелом из ее орудий началась испано-американская колониальная война. США приступили к колониальному грабежу. Началась эпоха империализма. В 1918 году этот корабль подтвердил свою грабительскую репутацию, высадив десант интервентов в Мурманске. Как же можно гордиться подобным судном?! Но одно верно. Если империалистической Америке нужен памятник, то «Олимпия» вполне подходит для этой неблагодарной роли.