- А много ли он получает? - спросила мать, прилаживаясь со стулом к столу.

- Никак не меньше ста, - процедил отец.

- Живет - то он где? На Ливенской или на Советской?

- На площади, при конторе. Квартира, обставленная с удобствами. Не где - нибудь в кислой лачужке! Да ты что, - обратился отец к дочери. - Что сидишь, как чумная! Али не про тебя и речь? Развязывай язык - то! Где, так востра! Время, оно идет - до вечера не год остался.

Катя глянула было на отца гневно, но резкая боль в груди связала язык. Отец затрясся от этого, но все еще сдержанно продолжал:

- Чего мотаешь головой, как лошадь от овода! Сказано: давайте сговариваться! Я выдаю тебя за Ефима Павловича и не дам воли ослушаться.

Мать бесстрастно схлебывала с блюдечка чай. Катю жгла мучительная борьба. Она ясно осознавала, что если отец задумал избавиться от нее, то его никаким упрямством не сломишь. И раз этот шаг с его стороны был принят как последнее средство для того, чтобы окончательно оторвать ее от комсомольской среды и работы на заводе, делающей ее так или иначе самостоятельной, то ни угрозы, ни слезы не избавят ее от суровой жестокости отца. Она думала сейчас больше о том, как выйти из создавшегося положения.

... Написать брату в Самарканд - было почти бесполезно. Скоро ли дойдет до него письмо, застанет ли его в городе, да и что сможет сделать он за четыре тысячи километров! Никакие настояния с его стороны на отца не окажут действия. Бежать в ячейку и пожаловаться - опасно. Тогда отец расправится с ней, не останавливаясь ни перед чем. Уйти из дому, переселиться к какой - нибудь подруге? Согласиться выйти замуж за совершенно чуждого и неподходящего ей человека, забубенного скандалиста и, пьяницу?...

Кате недавно только исполнилось семнадцать лет, и она никак не подозревала, что постоянный террор отца неожиданно обернется для нее столь жестокой участью. Но отца своего она знала хорошо. В особенности он тиранит ее за последний год, когда она стала комсомолкой; не раз он бил ее под пьяную руку, требуя выписаться из ячейки, бросить работу на заводе и сидеть дома за швейной машиной, которую он нарочно для того купил.

И вот теперешнее положение показалось Кате таким постылым и горьким, что она судорожно забилась на лавке, разразившись безудержным рыданием.

- Убью!... Не допущу жить на свете! - вскричал отец в бешенстве.

На кухне заплакал братишка. Мать заворчала о «своеволии» и «набалованности» дочери.

- Проучу!... Выбросишь дурь из башки! - бешено заметался отец по квартире.

Грохот, возня и отчаянные крики о помощи сквозь двойные рамы окон вырывались на пустынную улицу.

Прошло больше недели с тех пор, как Ливкина Катя, вырвашись из лап отца, убежала к своей подруге Поле. На завод она продолжала ходить по-прежнему. Подруги по работе и комсомолу принесли Кате необходимое из обуви и одежды. Ячейка также отнеслась чутко к беде товарища. Созвали специальное собрание и со всех сторон разобрали бытовые обстоятельства Ливкиной. Особенно горячие из ребят предлагали арестовать отца и устроить суд за истязание дочери - комсомолки. Они справедливо рассматривали обострение семейных отношений как показатель обострения политических противоречий и требовали сурового наказания для отца. Некоторые предлагали забрать с помощью милиции Ватины вещи и обязать отца предоставить дочери отдельную комнату в другом районе.

От всего этого Катя решительно отказалась, полагая, что отец все равно долго еще не оставит ее в покое.

Собрание приняло решение помочь Кате устроиться в новых условиях и ограждать ее от дальнейших нападок отца. Для того, чтобы она смогла приобрести необходимое для жизни, ее перевели из доменного цеха в механический с более высокой оплатой труда.

После собрания ребята проводили Ливкину до квартиры и осмотрели тщательно всю обстановку ее жизни с подругой.

Катя понемногу стала привыкать к новым условиям и решила не возвращаться домой никогда.

Между тем Варахавица продолжала ходить к родителям и всячески донимать их:

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.