Свидание с Африкой

Я машинально взяла с ладошки зажигалку, чиркнула кремнем и пробормотала, что она не очень-то хорошо работает.

— Почему плохо! Очень даже хорошо работает. — Мальчик отобрал у меня зажигалку, чиркнул раз-другой, ловко выхватил еще одну и протянул со словами: — А ну-ка, попробуй эту...

Мальчишка-торговец разговаривал со мной на моем родном языке, разговаривал уверенно, без малейшего намека на акцент или нечистое произношение. У меня, наверное, в тот момент был настолько озадаченный и растерянный вид, что это рассмешило мальчишку. Он фыркнул, довольно фамильярно ткнул меня кулаком в бок я посоветовал:

— Бери эти обе, отдам за три дерхама.

Я кивнула головой, будучи не в состоянии отвести глаз от смуглого, курчавого чуда. А тот завернул зажигалки в бумагу, протянул мне:

— На, забирай!

Я забрала зажигалки. И теперь, когда (в который уж раз!) ощущаю в руке металлический холодов той покупки, в памяти вновь и вновь возникает мой разговор с феноменальным африканским ребенком:

— На, забирай.

— Спасибо.

— Пожалуйста. Заходи еще.

— Откуда ты знаешь русский язык?

— Откуда? А у нас русские моряки часто бывают. Они говорят, а я слушаю. Я не только русский знаю — еще французский, английский, итальянский, испанский, немецкий... Но немецкий хуже... А то еще один швед ходил, так я с ним тоже говорить мог. Здесь рядом порт. То моряки сами заходят, а то я хожу к ним. Я и сам стану моряком. Обязательно! Тогда, может, и к вам приплыву. Слушай, купи еще очки. А?..

— Да нет, спасибо. Пора мне. Я пойду.

— Тогда до свидания...

До свидания! До свидания, которое, наверно, никогда уже не состоится. Если еще однажды судьба забросит меня в твою страну, которая стала для меня сказочной явью, которую я полюбила и по которой, я знаю, буду скучать, да, если даже и состоится еще раз эта поездка, то, конечно, я найду этот торговый ряд. И буду спрашивать всех вокруг про кудрявого мальчишку — торговца зажигалками, веселого и общительного оборванца, говорящего с покупателями на их родном языке. Но ведь тебя не будет уже здесь, мальчуган! Я надеюсь, я хочу верить, что ты будешь бороздить моря и океаны и встретишь на своем пути добрых людей, которые не смогут равнодушно пройти мимо удивительного дара, отпущенного тебе. Счастливого дара воспроизводить язык любого чужестранца с легкостью виртуозного музыканта, обладающего способностью, никогда не фальшивя, «на слух» воспроизводить самые трудные звуковые рулады.

Это грустно — говорить «до свидания», заранее зная, что его не будет. И все равно: «До свидания! Я желаю тебе удачи!»»

* * *

Почти каждая вещь постепенно становится для нас повседневностью. Ее месяцами не замечаешь, а она существует, храня в себе историю появления в этом доме, на атом месте. Но неожиданно (приходит такое мгновение!) увидишь ее глазами той необходимости, которая существовала когда-то, — и вещь эта (даже если она безделушка!) возродит к жизни множество воспоминаний, событий, лиц, вновь заставит радоваться или сокрушаться...

Рядом с зажигалкой я буду хранить я кусочек дерева, просто кусочек дерева — виртуозно выточенный, резной, ажурный. Наверное, он мог бы стать деталью какой-нибудь изысканной мебели, созданной искусными руками мастера.

В марокканской Медине, спасаясь от дождя, я остановилась под навесом какой-то мастерской. Пахло древесиной, в воздухе летали опилки. На полу, у входа, сидел полуголый мальчишка и, зажав пальцами ноги кусочек дерева, обтачивал его ловко и быстро каким-то остро отточенным круглым лезвием, зажатым между пальцами другой ноги. Это не было мальчишеской шалостью, изобретательным чудачеством ребенка, — это была другая «игра». «Игра» по необходимости, «игра» на зрителя, единственная возможность поразить, единственный шанс заработать трудный кусок хлеба.