Сенат удовлетворил просьбу барона и выделил 1200 рублей на годичное содержание и обучение трёх молодых людей. Ими оказались Виноградов, Ломоносов и Райзер. В сентябре 1736 года они отправились в Германию.
Там Ломоносов пробыл пять лет: около трёх лет в Марбурге, обучаясь у знаменитого профессора Вольфа, и около года в Фрейберге, у горного советника Генкеля.
В Россию он вернулся в 1741 году. Время для возвращения на родину оказалось не самым удачным: только что скончалась императрица Анна Иоанновна, и наследником престола был «назначен» (другого слова не подберёшь) грудной младенец, сын Анны Леопольдовны, племянницы покойной императрицы. Малообразованная, ленивая, занятая только своим любовником Морисом Линаром, «правительница», скорее всего, даже не подозревала о существовании Академии наук.
Но о самом Ломоносове знала - ко дню рождения малолетнего императора Иоанна VI Антоновича Ломоносов прислал в Петербург оду, которая была напечатана в тогдашних «Примечаниях к «Петербургским ведомостям». А вскоре, после победы русских войск над шведскими, напечатал в тех же «Примечаниях» хвалебное стихотворение под заглавием «Первые трофеи Его Величества Иоанна VI».
Холодные, напыщенные, неуклюжие и тяжеловесные, с точки зрения современного читателя, эти вымученные произведения достигли своей цели: двор обратил на молодого учёного и поэта благосклонное внимание. Пришлось и новому главе Академии, Даниилу Шумахеру, чьей единственной заслугой была женитьба на дочери царского повара, прислушаться к мнению двора. Иначе неизвестно, как сложилась бы дальнейшая судьба Ломоносова-учёного.
Младенец-император «правил» считанные месяцы: в конце ноября 1741 года на престол в результате военного переворота взошла «дщерь Петрова» - Елизавета. Сама едва-едва одолевшая грамоту, она свято блюла заветы отца о покровительстве наукам, и уже в январе следующего года секретарь канцелярии Академии получил следующее высочайшее постановление:
«Понеже студент Михаиле Ломоносов, специмен своей науки ещё в июле месяце прошлого 1741 году в конференцию подал, который от всех профессоров оной конференции так аппробован, что сей специмен и в печать произвесть можно; к тому же оный Ломоносов в переводах с немецкого и латинского на российский язык довольно трудился, а жалованья и места поныне ему не определено; то до дальнего указа из правительствующего Сената и нарочного Академии определения быть ему, Ломоносову, адъюнктом физического класса. А жалованья определяется ему с 1742 года января с 1 числа по 360 рублей на год, счисляя в то число квартиру, дрова и свечи...»
Должность Ломоносов получил, но денег у Академии не было, и за два последующих года новоиспечённый «адъюнкт физического класса» имел едва ли десятую часть того, что ему причиталось.
Вступив в должность адъюнкта, он почти тотчас же предложил устроить химическую лабораторию, которой до сих пор ещё не было при Академии наук. Но к реализации этого предложения приступили лишь семь лет спустя: торопиться на Руси никогда не любили, особенно если не видели в этом прямой и немедленной выгоды.
После начавшегося, наконец, строительства химической лаборатории Ломоносов, воспользовавшись очередным торжественным собранием Академии наук, произнёс своё знаменитое «Слово похвальное императрице Елизавете Петровне». Сама императрица в этом славословии мало что поняла, лишь милостиво головой кивала, но её новый молодой фаворит Иван Шувалов, человек образованный и тяготеющий к наукам, стал откровенно покровительствовать Ломоносову. А что нравилось «Ванечке», тем немедленно начинала восхищаться Елизавета, всячески потакавшая своему любимцу.
Например, годами тянувшийся вопрос об открытии Московского университета был решён в десять минут, едва лишь фаворит после очередной беседы с Ломоносовым обратился к императрице. Она не только повелела создать университет по проекту учёного, но и отпустила на это значительную сумму, а открытие столь важного для России учебного заведения приурочила ко дню именин матери «Ванечки». Татьянин день - это ведь оттуда, это в память последней любви стареющей Елизаветы.
И устройство химической лаборатории стараниями того же Шувалова сдвинулось с мёртвой точки. Впрочем, кое-что для этого сделал и сам Ломоносов. В 1748 году написал «Оду на день восшествия на престол Её Величества государыни императрицы Елизаветы Петровны». Ода так понравилась государыне, что та пожаловала Ломоносову «две тысячи рублёв в награждение».
1748 год вообще был особенно удачным для Ломоносова в литературном плане. Наконец издали его «Краткое руководство к красноречию, книга первая, в которой содержится Риторика, показующая общие правила обоего красноречия, то есть оратории и поэзии, сочинённая в пользу любящих словесные науки».
Сколько бы ни обвиняли недоброжелатели Ломоносова в том, что большая часть его «Риторики» заимствована у древних римлян и современных немецких учёных, этот труд, несомненно, внёс огромный вклад в развитие российской словесности. «Риторика» была написана таким великолепным и внятным языком, что даже полвека спустя потомки читали и восхищались ею.
Следует отметить, что с 1749 года в деятельности Ломоносова начались заметные изменения. Не оставляя занятий естественными науками, продолжая создавать научные и литературные произведения, он постепенно приступил к практическим делам, то есть стал воплощать в жизнь новейшие научные достижения – не только свои, но и других учёных того времени. Например,
приступил к опытам, «до крашения стёкол надлежащим», и с тех пор работы по изысканию новых, более совершенных способов приготовления красок для стёкол велись непрерывно. А результаты воплощались впоследствии в великолепных мозаиках.
Успешным было и изобретение Ломоносовым новых физических инструментов, и производство многочисленных физических и химических опытов, а также обучение студентов и борьба с недоброжелателями «от науки». Сам Ломоносов явно тяготел именно к физике и химии, но это не мешало ему писать и публиковать весьма смелые по тем временам научные трактаты: «Слово о происхождении света» (1756), «Слово о явлениях воздушных, от электрической силы происходящих» (1753), «Русская грамматика» (1755) и так далее.
Объективности ради следует сказать, что заслуги Ломоносова были в какой-то мере оценены Елизаветой, пожаловавшей его в коллежские советники и подарившей дворянство. Это заткнуло рты многим недоброжелателям: императрица, как и её великий отец, почитала людей по уму, а не по древности рода, а спорить с самодержицей, идти наперекор её воле охотников не находилось. Но по-настоящему идеи и начинания Ломоносова как естествоиспытателя при его жизни были оценены лишь очень немногими учёными, такими, например, как известный математик Эйлер.
В январе 1762 года скончалась императрица Елизавета, и на престол взошёл её племянник – Пётр Третий. Правил император Пётр всего 186 дней и даже не успел короноваться. Военный переворот сделал императрицей его супругу – в будущем Екатерину Великую. Перемены в государстве Российском были столь велики и значительны, что о памятниках, мозаике и науках вообще временно забыли.
Ломоносов напомнил о себе традиционной одой, в которой сравнивал новую императрицу с Елизаветой, выражал надежду, что Екатерина II «златой наукам век восставит и от презрения избавит возлюбленный российский род», и приветствовал начинания Екатерины в пользу русского просвещения и воспитания. В данном случае он не ошибся: новая императрица впервые после смерти Петра Великого занялась государственными делами во имя и во благо России, могла бы поддержать многие начинания Ломоносова и собиралась это сделать. Но судьба распорядилась иначе.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.