В 1923 году я часто работал по заданию общества Добролет: рисовал марки, значки, рекламные плакаты. Однажды меня попросили сделать большой агитационный плакат. Был дан и текст: «Тот не гражданин СССР, кто не состоит акционером Добролета». Фраза длинная, громоздкая - язык сломаешь, пока выговоришь. Я решил «подправить» текст. Как ни старался, ничего путного не выходило. Махнув рукой, я сделал просто небольшую перестановку слов. Получились неуклюжие стишки: «Тот не гражданин СССР, кто Добролета не акционер».
Через некоторое время этот злосчастный плакат попался на глаза Маяковскому и Асееву. Они подняли на смех анонимного составителя неуклюжих стишков. Я страшно обиделся и стал ругать поэтов за то, что они сами не пишут тексты к плакатам и что художникам волей - неволей приходится браться за перо.
Не знаю, этот ли разговор навел Маяковского на мысль заняться рекламой или к этому решению Владимир Владимирович пришел самостоятельно, но вскоре он предложил мне делать вместе с ним рекламные плакаты для Гума (Государственный универсальный магазин). Вот первые плакаты, сделанные нами:
«Нет места сомнению и думе:
Все для женщины только в ГУМе».
«Приезжий с дач и городов и сел,
Нечего в поисках трепать подошвы,-
Сразу в Гемме найдешь все
Аккуратно, быстро и дешево».
«Самый деловой, аккуратный самый,
В Гумме обзаведись мозеровскими часами».
Вслед за Гумом нашими заказчиками стали Мосполиграф, Резинотрест, Моссельпром, Чавуправление. Работа спорилась. Плакаты, вывески, упаковки, обертки - теперь нашу продукцию можно было увидеть и на улице, и в магазине, и в руках покупателя. Росла, крепла новая реклама - советская. А это уже; было принципиально важно для нас, работников левого фронта искусств.
Надо вспомнить те годы. Это было время нэпа, частной торговли. Не всегда потребитель легко находил дорогу к прилавку государственного магазина, случалось и так, что шустрый лавочник ловил его на полдороге бойко составленной вывеской, зазывным объявлением. А государственные учреждения мало делали для того, чтобы информировать население об ассортименте, популяризировать новинки торговли и прочее. Но помимо того, что надо было покончить с этим косноязычием, требовалось еще дать бой той пошлости, мещанской прилизанности, которые пытались проникнуть и в рекламный плакат и на конфетную обертку. Раньше реклама высокомерно изгонялась из сферы чистого искусства. Вместе с папиросной коробкой, пакетам печенья в руки потребителя попадала вульгарная, пошлая картинка. Бороться с этой дурной традицией и значило двигать новую, советскую рекламу, новую не только по содержанию, но и по форме.
К работе над советской рекламой Маяковский относился очень серьезно. В его глазах это был ляд литературного оружия.
«Несмотря на поэтическое улюлюканье, - писал Маяковский в автобиографии «Я сам», - считаю «Нигде, кроме как в Моссельпроме» поэзией самой высокой квалификации». И словом и делом ратовал Маяковский за участие работников искусств в создании новой рекламы. Характерная деталь: Маяковский сам составил для Союза художников примерные тарифные расценки рекламных работ (текст, эскиз, художественное исполнение). Эти расценки были потом утверждены.
Работали мы так. Утром Маяковский обходил учреждения и принимал заказы. Возвращался он домой с портфелем, туго набитым всякими справочниками, ведомственными отчетами и прочим. Весь материал он добросовестно изучал, выписывал на бумажку интересные факты, цифры и после этого обдумывал темы. Вечером, часов в 7 - 8, я приходил к Володе за темами и текстом.
Иногда текст был уже готов, иногда дописывался при мне. Было интересно наблюдать за Маяковским в эти минуты. Обдумывая строку, он ходил по комнате, бубня про себя фразы и отбивая такт рукой. Потом быстро записывал на клочках бумаги сложившийся текст. Иногда он передавал мне вместе со стихами и рисунок, но каждый раз при этом деликатно говорил: «Вот это я нарисовал, но тебе, конечно, не нужно, это, я так, для ясности».
После обмена мнений о том, как лучше решить в рисунке тему рекламы, я шел домой и тотчас же садился за эскизы. Приходили товарищи - студенты Вхутемаса - и, расположившись с кистями у меня в мастерской, принимались за работу. Я же делал новые эскизы, следил за исполнением, выполнял сам ответственные куски, намечал пропорции. Работали иногда до рассвета. Утром, часов в 11, я уже нес готовые плакаты Володе или он сам заходил за ними (мы жили тогда близко друг от друга).
Сдавал работу обычно сам Володя, я был с ним вместе у заказчиков только два раза.
Помню, как он сдавал серию плакатов в Чаеуправлении. Один плакат почему - то вызвал сомненье. На плакате китаец был нарисован в фас; в вытянутых руках он нес цыбики чая. Цыбики дугой перекинуты в воздухе. Китаец смотрит на них вверх, как бы жонглируя. Сначала кто - то испугался, что китаец был изображен без косы. На это Маяковский заметил: «Коса есть, но она сзади, если повернуть его спиной, коса будет видна». Потом сомненье вызвали цыбики. Почему цыбики держатся в воздухе, это ведь не реально?
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.