Тогда мне ничего не оставалось делать, кроме как бежать. У меня был подвешен норвежский ножик на поясе под пиджачком. Я стал перетирать об него веревку. Когда она была перерезана, руки освобождены, я прыгнул через Полутораметровый забор с колючей проволокой. Мне легко удалось это сделать: фашист был от меня в 5 метрах.
Я услышал выстрелы — 1-й, 2-й, 3-й, 4-й. Он меня ранил в ногу, в правую. Я упал в яму, но быстро оправился. Послышались еще три выстрела, один за другим. Я еще перескочил два забора и прыгнул с трехметрового обрыва вниз, в кусты. По кустам я пробежал метров сто и оглянулся. Убедился, что фашист меня потерял из виду. Тогда я сбросил пиджачок, разорвал на клочки немецкую рубашку и остался в одной майке, брюках и русских сапогах.
Перешел болото, разулся, посмотрел рану. У меня было крови с водой полсапога. Перевязал рану носовым платком. Прошел еще с полкилометра и залег для отдыха в яму. А в яме, под мхом, оказалась вода. Я встал и начал пробираться сквозь густой орешник. Дошел до первых норвежских домов. Перелез через забор в сад. Осторожно подошел к одному домику. Потрогал за дверь — открылась. В домике никого не оказалось. Я отодвинул диван и лег за него. Так пролежал до тьмы. Встал. Занавесил окно. Зажег свет. Начал искать что-либо попить. У меня пересохло во рту...
Пролежал еще двое суток. Кушать ничего не было. Я увидел в окно, что можно ночью накопать картошки. Так и решил сделать. Дождался ночи, накопал килограмма три и вернулся в дом. Мне пришлось кушать картошку сырой. А сырая картошка — это не пища...
Бежать с раненой ногой мне было тяжело, но иначе выхода нет. Я решил бежать к своим товарищам-норвегам, с которыми был знаком три месяца. Я думал, что они мне помогут в беде.
Мне предстоял путь через каменья, горы, заборы, колючую проволоку да километров 6 водой. Ориентироваться было трудно, путь незнакомый...
Настали пятые сутки. Жду ночи. Минуты тянутся часами. Часы длинные, как годы. И вот стемнело. Примерно часов в 11 быстро собираюсь в дорогу. Брызжет мелкий дождик. Ночь подходящая. Надел купальный халат, а сверху плащ и вышел спокойно, без лишнего стука.
Пробираюсь осторожно между домов, садов. Перелезаю заборы, пролезаю под колючую проволоку, взбираюсь на каменные горы. И обратно, вниз, в лощину, и вот открылся передо мной залив, сверкающий сотнями разноцветных огоньков. Подошел я к берегу. Лодок очень много. Но ни на одной не оказалось весел. Что делать? Прошел метров 20 и случайно наткнулся в кустах на пару весел. Уселся в лодку и оттолкнулся от берега. Крепко налег на весла... Не скоро показался знакомый остров.
Я подошел к норвежской рыбацкой будке и толкнул дверь. На койке лежал норвег. (Рагнвальд Гюльбрандсен. — М. И.) Я ему рассказал кратко свое дело. Он дал мне хлеба, масла, рыбы, картошки.
Через минуты три входят мои друзья, еще трое. (Ингрид, ставшая позднее женой Гюльбрандсена, ее брат Бьярне Халворсен и упомянутый в письмах «старик норвег». — М. И.) Принесли мне хлеба, помидорный соус с картошкой. А через 10 минут принесли мне одежду переодеться. Мы вышли с одним товарищем. Сели на моторную лодку и поехали на восток. Подъехали к одному острову. (Лонгойя — лесистый остров, где можно было укрыть беглеца. — М. И.) Гюльбрандсен мне сказал, что через три с половиной часа приедет за мной...
Я услышал стук моторки и увидел товарища Кнута, с которым держал связь на острове, и Гюльбрандсена. Я быстро уселся в моторку...
Подъехав к берегу, слез я, то есть Попов Илья С., и мой товарищ Кнут. Он сказал, что разговаривать ни в коем случае нельзя. Поднимаемся в гору. Кнут впереди, а я ковыляю сзади. Когда дошли до станции (названия не знаю), мой товарищ пошел брать билеты. Сели в вагон. Проехали минут 15 и слезли. Шли по центральной улице Осло. Кругом офицеры, солдаты, полиция. Мы с Кнутом идем квартал за кварталом, и вот двор. Во дворе ни души. Поднимаемся на второй этаж деревянного дома. (Здесь, на Гетеборггата, 22, находилась квартира родителей Ингрид Халворсен. — М. И.) Проходная комната. Открыли дверь, и Кнут сказал: «Вот мы и приехали».
А через часа три пришли хозяева дома. Жизнерадостная, веселая женщина Ингрид забеспокоилась: «Вы кушать хотите?» Она быстро принесла бутерброды с рыбой, сыром, вареньем, кофе. Я рассказал все, что со мной произошло... И меня уложили на койку... (Врач Холен залечил рану И. Попова, и тот вслед за А. Смияном и Н. Ермоловым ушел в Швецию. — М. И.)
Эти товарищи, не щадя своей жизни, борются под пятой фашизма. Я благодарю вас за вашу нелегальную работу, за спасение русских военнопленных.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
К столетию со дня рождения Н. Э. Баумана