Зовет тетку мамой. Острое чувство обиды и ревности обжигает сердце. Мучительно хочется видеть его. Сейчас же. Немедленно. Сию минуту. Ощутить теплоту, маленького родного тельца, по - бабьи, по - матерински прижать к груди.
Она прячется от желаний, стыдит себя, ругает, спорит с собой. Разве хорошо было, когда десять месяцев под ряд уносила Кольку в ночные ясли, а сама все десять месяцев работала только в ночной смене, чтобы днем быть с ним? Разве хорошо ему в этой маленькой комнатке, где и повернуться трудно? А комсомольская работа! Ведь Колька воровал у нее время, энергию, чувства. Нет, она прекрасно сделала, что решилась отправить его в Саратов. Отлично! Молодец! Да, да, молодец... Дети - большие эгоисты. Они думают, что вся планета существует только для них, что матеря их рабыни... У коммунистки должно быть другое, новое отношение к ребенку... И потом ведь для него же, для них же строится прекрасная жизнь, в борьбе за которую нельзя щадить силы, преступно думать о личном.
... А то вдруг нахлынет, как горячий ливень, тоска по Оське. Что он сейчас делает? Спит? Читает? Может быть затянулось собрание? Как давно она его не видала... Ну ладно, спать, сейчас же спать...
И долго не может уснуть, рассыпав рыжие волосы по подушке, свернувшись калачиком на широкой холодной постели.
Катю премировали в третий раз. В клубе повесили большие фотографии героев пятилетки. Среди них - портрет Кати. Смелые глаза. Энергичные губы. Охапка волос. Смотрела на портрет и смеялась.
В клубе был вечер ударников. Секретарь партячейки выступал, призывая: «Работайте, как Петрова, Ванюшкин, Осипенко!...».
Петрова, это - Катя.
Миша Андронников сказал:
- Катя, выдвигаем твою кандидатуру в общезаводское бюро. С цеха снимем. Дадим производственный сектор...
Оська прислал письмо:
«... Катюшка! То о чем тебе писал, прояснилось. Сазонова. Куликова и всю шайку подкулачников выставили. Вот сволочи! Работы до черта...»
Пришло письмо из Саратова.
«... У Кольки прорезался еще зубок...»
СУТКИ бежали, как вода в речке. Уносили усталость и неудачи. Завод перевыполнил программу.
... И вдруг снова прорвалась, как плотина, тоска. Катя пошла с заводской экскурсией в зоологический сад. День был светел и звонок. Розовые фламинго удивленно поднимали вверх тонкие клювы. Обезьяны гонялись друг за ДРУГОМ, корча веселые рожи. Гордо плевались верблюды. На спине у слона сидел воробей.
А в клетке развалилась томно медведица, играя со своими потомками. Она сгребала их в огромные мохнатые лапы, шутя кусала, шлепала и нежно лизала язычищем, от которого шел пар. Медвежата восторженно урчали, замирая на ее теплом золотистом брюхе.
Катя смотрела на медведицу. Неожиданно где - то глубоко шевельнулось чувство, которое смутило и испугало. Она поймала себя на том, что завидует зверю. Она отошла от клетки, пристыженная.
«Этого еще не хватало» - думала она сердито. И тут же вспомнила, что в сущности она ни с кем из товарищей еще не говорила о том, что ее часто гнетет. Они ничего не знают. Они ничего не спрашивают. Они думают, что все это так легко. Они также не говорят ничего о себе. Почему? Может быть у многих других есть такое, что волнует, заставляет сжимать виски, гирей висит над жизнью, борьбой, работой. Вот интересно, как это все будет при коммунизме? Какая будет семья? Какие отношения? Где будут дети? Все - таки этот материнский инстинкт разрушителен! Почему - то никогда мы не говорим об этом...
И опять бежали сутки. Катю сняли с цеха. Она - производственный работник общезаводской ячейки. Сначала это казалось невозможным. Как это так - не работать в цехе, где каждая морщинка станка, как живая? А потом новая работа захватила всю.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.