30 июня 1906 г., на заседании Г. Думы, выступил с ответом на этот запрос товарищ министра юстиции Соллертинский.
Что же именно произошло в Николаевском застенке?
Политические заключенные содержались в камере группами и лишь немногие выделялись в одиночки. Им первоначально разрешалось из двух камер собираться в одной, но это разрешение стало практиковаться гораздо шире. Меж камерами существовало полное общение, и когда (25 мая) начальник тюрьмы потребовал, чтобы собравшиеся в одной из камер разошлись, они этого требования не исполнили. За этим последовало распоряжение, чтобы камеры открывались для выхода в клозеты только по одной, из других воспрещалось выходить.
Двое из арестантов (в том числе Вилонов) не захотели войти в камеру и требовали начальника, а когда он не пришел, то подняли шум. Как только явилась конвойная команда, шум прекратился. 6 человек были присуждены в карцер) на 1 день, а двое из общей камеры переведены в одиночные. Кое - кого избили прикладами.
На следующий день, 26 мая, доведенный до отчаяния издевательством начальства Вилонов решил покончить жизнь самоубийством, выбрав самый ужасный вид самоубийства - самосожжение, - чтобы обратить своей смертью внимание всей России на «порядки» Николаевской тюрьмы. Предоставляем слово самому Вилонову (показания, данные им тюремному инспектору 29 мая):
«26 мая, после отбытия дисциплинарного взыскания в течение одних суток, я был приведен в светлую одиночную камеру в одном коридоре с карцером. Это было в 12 часов дня. Я начал требовать, чтобы меня и других арестованных из этого отделения перевели в общую камеру или вообще поближе к товарищам, так, чтобы мы не помещались рядом с темным карцером. В 5 часов вечера я позвал постового надзирателя Пискунова, чтобы он вызвал какого - нибудь помощника начальника, и получил ответ, что он придет только в 10 часов вечера.
Когда пришел помощник начальника Петухов, я заявил ему, чтобы пришел исполняющий должность начальника. Он обещал заявить Хлепетину, но скоро вернулся и сказал, что Хлепетина в отделении нет. Тогда я заявил ему, что, раз начальника в тюрьме нет, то я ему, как представителю администрации, и говорю, что если меня в течение часа не переведут, то меня отсюда потом уже вынесут. Петухов ушел, час прошел и, так как никто не пришел, что я крикнул в соседнюю камеру, что я ложусь спать. Я привязал себя к койке по животу полотенцем, облил керосином и взялся за спичку. Но в тот момент, когда я хотел чиркнуть спичкой, в камеру вбежали надзиратели...»
Тюремная администрация подслушала разговор Вилонова с другим заключенным Бахаревым, который находился рядом, и о приготовлении его к самосожжению было известно уже заранее. В коридоре были приготовлены ведра и одеяло. Когда это случилось, надзиратели вбежали в камеру, быстро бросились на Вилонова и отняли у него спичку. Затем завернули его в одеяло и хотели снять облитую керосином одежду, но он не давался; тогда надзиратели зверски избили его (до потери сознания) и сняли одежду силой. С этих пор «Михаил» начинает харкать кровью: у этого на редкость здорового от природы человека начался, в результате избиения, туберкулез легких.
После майской трагедии начальник Николаевской тюрьмы обратился к инспектору Пермского тюремного управления, чтобы убрали или его (начальника тюрьмы) или Вилонова, иначе он не ручается за порядок. Тогда «Михаила» перевели в уездную тюрьму, в г. Камышлов Пермской губ.
ОДНАЖДЫ НОЧЬЮ (12 июля 1906 г.) этот больной, измученный человек исчез из тюрьмы. Начальство так и не узнало, каким образом удалось бежать «Михаилу». Побег устроили ловко: надзирателя усыпили морфием, который ему дали в чае, а Вилонов воспользовался солдатской одеждой, переданной ему с воли. Караульные солдаты, польские социалисты, помогали беглецу.
Очутившись на свободе, «Михаил» поехал в Москву. Снова он - на партийной работе (организатор Лефортовского района). «Но напряженная, нервная революционная работа, скитания, долгие годы тюрьмы, этапы и высылки - сломили этот могучий колосс; его здоровье, подтачиваемое неумолимым туберкулезным процессом, сильно расшаталось. «По настоянию товарищей он едет лечиться в Геленджик (близь Новороссийска).
Но нет денег, приходится прекратить лечение. Снова он в Москве, на работе. Болезнь принимает острую форму. Он едет в Ялту. Но и здесь, в санатории, «Михаила» подстерегает тюрьма: его принимают за одного экспроприатора и отправляют в Севастопольскую тюрьму. По установлении личности, он выслан в городок Черный Яр Астраханской губ. Из ссылки он бежит, едет лечиться на кумыс в Уфимскую губ., ведет партийную работу среди рабочих Златоуста, снова отправляется лечиться на Черноморское побережье (около Сухума).
Совершенно обессиленный, чувствуя себя не в силах вести прежний образ жизни «профессионального революционера», «Михаил» вернулся на место ссылки. Осенью 1908 г. царские власти, считая его обезвреженным, разрешили ему выезд за границу.
И ВОТ - «МИХАИЛ» на острове Капри (близь Неаполя) «одном из прекраснейших уголков Европы. Вечно зеленая растительность, лазурное небо, море, дивный мягкий климат... Сдружился с видными большевиками А. В. Луначарским, А. А. Богдановым, Максимом Горьким.
Тосковал «Михаил» по далекой России, стонущей под ярмом самодержавия, хотелось снова ринуться в борьбу. И он горячо ухватился за мысль - привезти заграницу, на Капри, десяток - другой рабочих - большевиков из России и устроить партийный университет. Вместе с Богдановым, Луначарским, Горьким и др. товарищами он взялся за это дело; летом 1909 г., несмотря на угрожавшую его здоровью опасность, «Михаил» отправился в Россию (в Москву и прилегающий район), набрал учеников и вернулся на Капри. Между тем, среди большевиков, делившихся тогда на «ленинцев» и «богдановцев».) шла ожесточенная фракционная борьба. Каприйская партийная школа попала в руки «богдановцев», и «Михаила», несмотря на его заслуги в деле организации школы, исключили из Совета школы, как «ленинца». Он поехал в Париж, к Ленину, и Владимир Ильич остался очень доволен своим новым знакомцем, и Вилонов был намечен кандидатом в Центральный Комитет партии от большевиков.
НО НЕ СУЖДЕНО было «Михаилу» продолжать свою революционную деятельность. Туберкулез развивался все сильнее и сильнее.
Приходится ехать в Давос (в Швейцарии) лечиться. 1 мая н. ст. 1910 г. «Михаил» лежал, ему уже нельзя было вставать с постели. Но когда под окнами торжественно проходила первомайская манифестация швейцарских рабочих, он не выдержал и подошел к окну: хотелось видеть, как празднуют великий пролетарский праздник в свободной (по сравнению с Россией) стране. Зрелище сильно взволновало его, хлынула горлом кровь, и когда вернулись его близкие (все они были на манифестации, и он один остался дома), то нашли уже холодный труп... «Михаил» скончался под звуки победной песни пролетариата « Интернационала».
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.