ИЗ САМАРЫ Восточное Бюро Ц. К.отправляет «Михаила» на Урал. Здесь застает его «Кровавое Воскресенье» и наступившее после него нарастание революции. Необходимо развернуть партийную работу поставить ее в массовых размерах. Но для этого нет достаточно сил на Урале. Вилонов находит счастливый выход из этого положения: трудно найти пропагандистов и агитаторов, но гораздо легче найти техников. И Вилонов организует из Екатеринбурга несколько типографий, чтобы, поставив их в разных местах Урала распространять в широких размерах литературу среди мало затронутых с. - д. пропагандой уральских рабочих. В то же время он энергично принимается за подготовку партийных работников из местных рабочих. Его изумительная энергия в эту пору не знает предела и действует на всех самым заражающим образом.
«Но уже 31 января 1905 г. Вилонов арестован - он попадает в полицейскую засаду. Обладая большой физической силой, он бросает задержавшего его стражника наземь и вырывается, оставив у стражника рукав своей поддевки; однако, погоня его настигает и задерживает на пруду в то время, когда он поскользнулся и упал. Попав вторично в тюрьму, Вилонов усиленно занимается главным образом - аграрным вопросом, он ведет в то же время деятельную переписку с волей, стараясь быть в курсе дела революционной борьбы, от которой его оторвала тюрьма. Он пользуется большим влиянием и среди тюремного населения, он умеет подчинять своей воле и тюремных надзирателей, которые зачастую совершенно безвозмездно доставляют ему письма, газеты и даже книги, пилки и др. инструменты, необходимые для побега, мысль о котором никогда Вилонова не оставляет. Он энергично и решительно боролся все время за улучшение условий тюремного режима, причиняя массу хлопот тюремной администрации и заставляя ее часто буквально трепетать. Предпринятые шаги к побегу из Екатеринбургской тюрьмы были обнаружены внезапным обыском в его камере. В мае Вилонова совместно с другими товарищами переводят за «беспокойный нрав» в Николаевские арестантские роты») (в Верхотурском уезде Пермской губ., в 45 верстах от станции Кушва Пермской ж. д.).
Вся соль режима Николаевской тюрьмы «сводится к внушению арестантам страха перед администрацией», - писал «Михаил» в своей тюремной тетради. - «Отдаленность рот от прокурорского надзора создает очень благоприятную почву для произвола, который приходится испытывать каждому попавшему сюда.
«Одной из мер укрощения является карцер, темный или светлый, смотря по настроению наказывающего. Внутреннее устройство его очень просто - это каменный сырой ящик, два с половиной шага в ширину и пять в длину, с полусводчатым потолком и окном, по размерам не больше вагонного, которое находится в боку ящика на высоте 21/2 арш. над уровнем пола. Воздух в них всегда обладает специфически затхлым запахом даже в летнее время, когда окно все время открыто, а недостаток света, особенно в пасмурные дни, превращает их в полутемную конуру, требующую при чтении очень сильного напряжения зрения. Все отличие темного карцера от светлого заключается в отсутствии окна. Надо сказать, что перспектива очутиться в карцере страшно пугает арестантов и, как говорит начальник, самые буйные и непокорные из них после месячного пребывания в нем превращаются в тихих и исполнительных.
«Но вот с 1903 года, по распоряжению губернатора и губернской тюремной администрации, часть этих карцеров превратили в камеры для подследств. политических заключенных, т. - е. для этого поставили в них стол и койку, и теперь все арестованные по политическим делам, для которых нет надежды на скорый выход, отправляются сюда и здесь принуждены проводить долгие месяцы, подвергаясь всевозможным физическим и духовным страданиям. Каждому, кто попадает сюда, приходится лишаться свиданий с родными, терпеть все неудобства переписки (масса писем пропадает, а те, которые доходят, попадают в руки через месяц, а то и больше, телеграммы идут редко меньше 7 - 10 дней); отсутствие книг, особенно тягостное для рабочих, у которых нет своих; потом удаление от прокурорской и следственной власти страшно тормозит самое дело следствия, так как для формального установления личности необходима фотографическая карточка, но для получения последней нужно, как показала практика, не меньше 11/2 - 2 месяцев. Наконец, полнейшая зависимость от произвола и личного усмотрения администрации, привыкшей к беспрекословному исполнению ее приказаний уголовными арестантами, дополняет всю тягость здешнего заключения». Отголоски революционной борьбы, происходящей на воле, доходят и до заключенных в этой заброшенной в лесу тюрьме. В такой момент особенно тяжело сидеть в тюрьме, и Вилонов энергично принимается за подготовку к побегу. Он ведет подкоп (разбирает пол в ватерклозете), через который, совместно с 4 - мя товарищами (Н. Н. Батуриным - Замятиным, Златкиным, Кацнельсоном и одним рабочим), бежит 10 июля 1905 г. «Побег был очень скоро обнаружен и снаряжена погоня, которой удается всех задержать, начинается кровавая зверская расправа над беглецами. Задержанных волокут обратно в тюрьму за волосы, толпы надзирателей и солдат набрасываются на них, сшибают с ног и бьют своими тяжелыми подкованными сапогами по голове, по спине, по бокам, по чему попало, бьют прикладами, револьверами по груди, проламывают головы, бьют до потери сознания, бьют и издеваются... Истерзанных и окровавленных Вилонова с товарищами бросают в темный грязный карцер, где они плавают в собственной крови» 1)... Мало того: у них еще «отняли собственную одежду и переодели в старое ношенное арестантское белье, все в подозрительных грязных пятнах» - рассказывает Вилонов. - «Приходилось лежать на голом полу с толстым слоем пыли, которая поднималась от дыхания и малейшего движения, смешивалась с сочившеюся из головы кровью и покрывала ранки слоем грязи. Холод, сырость и вонючий спертый воздух - вот атмосфера, окружавшая сидевших. До сих пор не удалось выяснить роль доктора в этом позорном обращении с людьми, но факт, что один из пяти, студент Замятин, с сильно развитой чахоткой, просидел в карцере два дня, вплоть до выхода его из тюрьмы, - показывает, что или он не вмешивался в это дело, или на его вмешательство не обратили внимания. После пятидневной голодовки, наконец, переодели в новое арестантское платье, а на 7 - й день ее - перевели в прежние камеры.
«Как то жутко становится, когда чувствуешь совершенное отсутствие средств к защите себя от всякого насилия. Единственная форма протеста, не вызывающая дальнейших репрессий - голодовка, здесь недействительна, ибо одно время прямо было заявлено одному из сидевших, что «смерть от голодовки для нас ничего не значит... Здесь у нас только придет врач и констатирует, что умер от тифа или еще что - нибудь, и конец всему».
А за стенами тюрьмы кипела жизнь, и пролетариат готовился к решительному бою...
НО ВОТ царское правительство, вынужденное идти на уступки, издает манифест 17 октября. Освобожденный по манифесту Вилонов едет в Самару. Бурные «дни свободы», когда революционные организации получили возможность выйти немного из подполья... Перед «Михаилом Заводским» открывается широкая возможность приложения своих сил, своего таланта. Он является председателем Самарского Совета рабочих депутатов, выступает с громадным успехом на больших митингах и собраниях, энергично борется с влиянием черной сотни, организует боевую дружину.
«Наиболее оригинальным явлением в жизни Самарской (с. - д.) организации» - пишет Б. Баранский - «была в то время широко развернутая его работа среди безработных грузчиков, которых насчитывалось до 4 тысяч человек.
«С первых же дней свободы они, собравшись на площади, потребовали оратора от комитета. Устроена была регистрация, собраны деньги, выбран комитет, открыты столовые». «Отцов города» заставили раскошелиться на общественные работы. В Пушкинском Народном Доме чуть не ежедневно устраивались общие собрания. Типичные люмпены, они очень трудно поддавались организации и пролетарскому воспитанию. Работавшему специально среди них «Мише Заводскому» приходилось, например, напутствуя делегацию к городскому голове, специально разъяснять делегатам, что они теперь уже не «хитрорванцы», а представители 4 - х тысяч трудового народа и стрелять у буржуев двухгривенные им уже не полагается. Когда дело дошло до выбора казначея, то все единодушно потребовали, чтобы его назначил из «своих», партийных комитет - «а то наш обязательно пропьет; это уж и говорить нечего, до кого не доведись»...
Приходилось также «Михаилу Заводскому» сражаться с буржуазными радикалами из железнодорожного союза, стремившимися путем этой политико - профессиональной организации подчинить себе ж. - д. рабочих.
В середине декабря пришел конец «дням свободы»... Реакция начинает одерживать сво первые победы. Вилонову приходится бежать от ареста в Уфу. По дороге из Самары в Уфу Н. Н. Баранский (с. - д. б - к.) встретился в вагоне с Вилоновым и другим самарским с. - д. - Кузьминым. «Оба они были рьяными большевиками» - пишет Н. Баранский - «и, подводя итоги явно уже кончающихся дней свободы, горько ругали тактику организации в эти дни. - «Ведь у нас - то, большевиков, иллюзий конституционных как - будто не было, а как мы себя вели! Болтали не лучше меньшевистских попугаев и ничего больше». «Миша Заводской» прямо жалел, что вместо того, чтобы бросить безработных грузчиков на борьбу за захват власти, «миндальничал» с какими - то общественными работами.
В УФЕ «МИХАИЛА» увлекает боевая работа: организует боевую дружину, устраивает мастерскую бомб. Здесь его скоро арестовывают, но вскоре освобождают: оказалось, что жандармы приняли его за другого. Но оставаться в Уфе уже небезопасно, и «Михаил» переносит свою деятельность в Екатеринбург, где находился «штаб» Уральского Комитета РСДРП. Урал тогда был объявлен на военном положении и местные с. - д. снова ушли в подполье. По поручению Комитета Вилонов, вместе с несколькими вооруженными товарищами (в том числе - Сыромолотовым), удачно экспроприирует 12 пудов шрифта, обеспечив местную партийную организацию хорошей техникой. На рабочих собраниях и массовках Вилонов часто выступает с пламенными агитационными речами и выделяется как организатор различных революционных предприятий. Вилонов проводит агитационную кампанию за бойкот выборов в 1 - ую Государственную Думу, предлагая не ограничиваться одной агитацией, а помешать производству выборов применением насилия. Так же страстно он участвовал в дискуссии по вопросам порядка дня объединительного партийного съезда. Недолго пришлось «Михаилу» оставаться на воле. В марте 1906 г. он был арестован вместе с другими товарищами в лесу на партийном собрании, во время выборов делегата на обвинительный (IV) съезд партии. Ему готовят побег с воли, он должен был бежать из тюремной церкви, но в этот день «Михаила» переводят в Николаевские арестантские роты, кошмарный режим которых был хорошо памятен ему по 1905 год.
В 1906 г. режим этой тюрьмы стал ухудшаться, у заключенных отнимали и без того ничтожные льготы. «Михаил» не мог примириться с таким режимом и начал энергичную борьбу за улучшение положения арестованных. Все это закончилось страшной драмой.
В мае 1906 г. представитель социал - демократической фракции огласил в Гос. Думе следующую краткую, но достаточно выразительную телеграмму, на основании которой Дума сделала запрос правительству:
«Николаевской тюрьме Пермской губернии репрессии политическим. 15 карцеров. Один изувечен. Один покушался на самосожжение, двое - в смирительных рубашках. Пятьдесят голодают третий день».
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Livejournal
LiveInternet
Блоги@mail.ru
Open ID
