|В тот вечер, когда он поднялся на борт нашего траулера, мы разговаривали на кормовой палубе, у трапа. Все стояли. Рассказывая, кто они и куда идут, Мартини сдержанно морщился и чуть переминался с ноги на ногу. Было видно, что стоять ему больно. Кто-то из матросов принес скамейку. Анголезец сел, смущенно улыбаясь:
— У меня сгорели ступни.
Все были обеспокоены судьбой больного аппендицитом и на слова Мартини как-то не обратили внимания. Потом в каюте, когда мы ложились спать, я увидел на его ногах бинты. Они меня даже испугали. Забинтованы все ноги, от ступней до бедер. Бинты очень несвежие, они почернели и слиплись. Я хотел было бежать за врачом, но Мартини поймал меня за рукав:
— Не надо, доктор нужен там. У меня только ожог, это не страшно.
Он рассказал мне жуткую историю. Привожу ее здесь так, как она записана в моем блокноте.
— Район наших действий — Какой да, между Новым Лисабоном и Бенгелой. Там проходит железная дорога от моря через всю Анголу до Элизабетвиля. Партизанить в этом районе трудно: местность открытая. Вы не видели африканскую саванну? У нас она на возвышенности, но ровная, как стол,— горное плато без леса. Мы базировались в двенадцати деревнях. Днем скрывались в хижинах крестьян, а ночью устраивали нападения на железнодорожные узлы и отдельные военные части. Были в отрядах и такие, которые днем работали на плантациях. Они тут жили всегда. Мы старались, чтобы португальцы не узнали, какие деревни партизанские. Если в ночных боях отступали, то в другую сторону. На север отступали и оттуда нападали, а деревни были на юго-востоке. Перед операциями нам приходилось делать большой круг.
Я думаю, нас кто-то предал. Все наши деревни каратели уничтожили в один день. У нас было мало патронов: мы не ждали карателей. Сначала они стреляли беглым огнем из пушек, снаряд ложился возле снаряда. Потом шли цепью и непрерывно стреляли из автоматов. Артподготовка длилась, наверное, часа полтора, мы успели стянуть свои силы. Нам хотелось, чтобы убежали крестьяне. Но в деревнях была паника. Крестьяне бегали по воронкам от снарядов с криками:
— Луфума! Луфума зенга! Смерть! Смерть! Было много жертв. Солдаты убивали даже детей и беременных женщин. В наших отрядах погибло больше половины.
Мы отошли на юг, в саванну. Там высокая слоновая трава, выше человека. И очень густая. Мы надеялись, что каратели сюда не пойдут. Они действительно нас не преследовали, но три дня подряд в воздухе кружило много самолетов. Напалмовые бомбы сыпались, как адский дождь. Они подожгли всю саванну. Мы уходили на юго-запад, к морю. Огонь нас обгонял, он был кругом, то опережал нас, то шел навстречу. Саванна горела везде. На четвертый, пятый и шестой день пришлось идти по колено в дымящемся пепле. Мы обматывали ноги тряпками, но это помогало только на короткое время. Тряпки загорались и жгли еще сильнее. На мне были крепкие ботинки, их хватило, может быть, на полдня. Скоро у нас не стало ни тряпок, ни обуви. На тряпки мы изорвали всю одежду. Некоторые не выдерживали, падали в огонь и обгорали. Их поднимали и несли, но тогда падал тот, кто нес. Последние сутки мы бежали, не останавливаясь. Если останавливался хоть на минуту, было невыносимо больно, а так жгло меньше, боль чувствовалась, только когда ноги сквозь пепел проваливались до земли. Она была горячее пепла и жесткая.
Нас мучил еще и голод, пищи у нас не было совсем. Возможно, мы больше хотели пить, сейчас трудно сказать точно.
На седьмой день мы вышли к реке. Она избавила нас от проклятого пекла. За рекой — район Катара, приморские банановые плантации. Карателей здесь не было. Очевидно, они рассчитывали, что мы погибли в огне. Но мы вышли. Местные крестьяне помогли нам привести себя в порядок, дали одежду и бинты. Неделю мы отдыхали в банановых зарослях, потом перебрались ближе к Лобиту. Штаб решил возобновить боевые действия.
В Лобиту мы узнали о работе комитета в Конго. Меня назначили руководителем этой делегации. В Леопольдвиль должна прибыть и делегация северных отрядов; на севере у нас центр освободительного движения...
Я не знаю, что меня тогда потрясло больше— те ужасы, о которых говорил Мартини, или мужество этого человека, спокойно переносившего боль в обожженных ногах.
— Вы верите в помощь Организации Объединенных Наций? — спросил я.
— Мне хотелось бы это выяснить в Леопольдвиле. Определенно я могу сказать сейчас только то, что сдаваться мы не собираемся.
Я спросил, какое у них вооружение.
— Первые месяцы у нас были только мачете, большие ножи, которыми рубят сахарный тростник. Потом в пригороде Нового Лисабона мы обнаружили склад старых португальских ружей. Они годились разве для театральных постановок, но лучших не было. С этими ружьями мы отбили у карателей партию автоматов «Узи», сделанных в Израиле. Теперь оружие у нас хорошее, современное, нам только не хватает патронов. Колонизаторы пока неизмеримо сильнее, но в деревнях в наши отряды идут все, кого мы готовы принять. С оружием к нам переходят сипаи. Это наши анголезцы, которые были завербованы карателями. Конечно, мы несем потери, сражаться против артиллерии и самолетов нам нелегко, но у нас есть перспектива. Я думаю, борьбу мы закончим победой.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.