Глядя в Третьяковской галерее, в Русском музее на живопись Кузьмы Сергеевича Петрова-Водкина (1878 — 1939 гг.), невольно думаешь: счастливый художник. В его картинах запечатлелись мечта о народном счастье и образы красных бойцов, которые были и современниками и духовными сродниками живописца. Ему довелось создать такие шедевры, как «Купающиеся мальчики», «Утро», «Петроград. 1918» («Петроградская мадонна»), «Полдень», «После боя», «Смерть комиссара», замечательные натюрморты и портреты. Он написал «Купание красного коня» — вещь, которая и одна бы уже обессмертила имя мастера.
Но жизнь счастливого художника не была академически безмятежной, а путь к признанию — простым и улыбчивым. Как и каждый открыватель новых эстетических ценностей, Петров-Водкин признавался не сразу и не всеми. Упорным трудом он отстаивал свое право на самобытность, на свою песню. Зато и пел он ее по-русски открыто, привольно, насыщая каждую, живописную ноту страстью, талантом, пониманием красоты. Петров-Водкин, подобно Горькому, Шаляпину, Павлу Кузнецову, Кустодиеву, волгарь. Неукротимый дух и раздолье природы с детских лет ассоциировались в его сознании со всем лучшим в народной натуре, в человеческом характере.
Но сын сапожника, росший в кротком Хвалынске, видел не только прекрасные яблоневые сады, которые цвели весной по живописным, надволжским холмам, но и томительную, убогую обыденность. Однажды он стал очевидцем драки, поразившей его. Отчаявшиеся, потерявшие надежду на лучшую участь люди вымещали свою злобу в бессмысленной «битве», дико и почти беспричинно калеча друг друга. Тогда юноша дал себе слово стать художником, чтобы привнести в мир красоту, раскрыть людям глаза на нее.
Учиться искусству он начал, разглядывая лубочные картинки, вывески на лавках, потемневшие от времени иконы. И художественного вкуса Кузьма Сергеевич не испортил, навсегда полюбя непосредственность и сочность народных росписей, изысканную строгость и выразительность рисунка изографов. Случай помог ему, как, впрочем, и живописцу Филиппу Малявину и многим другим выдвиженцам глухих российских весей. Писал же когда-то Некрасов:
Не без добрых душ на свете — Кто-нибудь свезет в Москву. Будешь в университете — Сон свершится наяву! Там уж поприще широко: Знай работай да не трусь...
Учился Петров-Водкин в московском Училище живописи, ваяния и зодчества. Желая поскорее выбиться в люди, получить условия для серьезной работы, следуя порывам души, Петров-Водкин пробует множество дел. Он пишет и рассказы, сочиняет драмы. Но для заграничного путешествия, посещения знаменитых музеев денег у него нет. Тогда он предлагает свои услуги немецкой фирме и отправляется в дальнюю дорогу велогонщиком — живой, наглядной рекламой ее продукции. Во Франции он встречается с девушкой, ставшей его женой и верным другом в России.
И вот после нескольких картин, в которых Петров-Водкин искал соединения символики с чистосердечием в величавостью древней русской живописи, в 1912 году на выставке общества «Мир искусства» появилось полотно художника — «Купание красного коня». Оно вызвало бурю страстей. Даже ревнителей отвлеченной художественности поразил необычный вид картины. Примитивным бытописателям она показалась вообще кощунственной, едва ли не скандальной. Но еще более звучным был голос сторонников полотна, увидевших в нем настоящее, высокое искусство. «Красный конь» нес в своем образе мечту о прекрасном, ожидание больших и важных перемен, стремление к здоровой, подлинно поэтической жизни. В нем своеобразно откликнулись незадолго до этого написанные строки Валерия Брюсова:
Какие дни мне предназначены
И в бурях шумных и в тиши?..
Но цел мой дух, и не растрачены
Сокровища моей души!..
Картина Петрова-Водкина стала золотым звеном в цепи драгоценных размышлений передовых русских интеллигентов конца XIX — начала XX века о вольности, о прекрасной доле. И по сей день она чарует глаз запечатленным в ней простором, радостным и волнующим цветом, возвышенной монументальностью, красотой контуров — словом, всем тем, что делает живопись источником мудрости и гуманности, бодрости духа и смелости фантазии, праздником для взгляда.
Обычно произведения, напоминающие полотна Петрова-Водкина, противопоставляют «рассказывающим картинам», глядя на которые зритель самостоятельно и легко догадывается, что было до и что будет после изображенного эпизода. В этом смысле сюжет «Красного коня» может показаться чрезвычайно несложным и неинтересным: купание коня, да и только. Но не поспешим с таким суждением.
Внешняя занимательность живописного рассказа сама по себе ни хороша, ни плоха. Главное заключается в той эстетической, образной информации, которую сообщают нам каждая деталь картины и взаимодействие этих деталей. В этом отношении картина Петрова-Водкина «Купание красного коня» рассказывает зрителю не меньше, чем такие развернутые по сюжету вещи, как «Сватовство майора», «Игроки» Федотова, «Боярыня Морозова» Сурикова, «Не ждали» Репина.
Первое, что мы замечаем в картине, — сам красный конь. Он могуч, строен, немного игрив и очень величав. Движение и покой как бы соединяются в его фигуре, наделяя картину живостью и одновременно спокойствием. Это делает монументальность образа еще более выразительной, снимая с нее холодную, вымученную застылость. Мощный красный силуэт коня проходит через всю плоскость холста, несколько даже «раздвигая» рамки картины. Композиция и интенсивное звучание красных оттенков усиливают впечатление от образа, уподобляют масляную живопись фреске — величественной и характерной настенной росписи. И сам облик коня обладает не только масштабностью, значительностью, но и ярким характером, проявляющимся в поступи, в сгибе ноги, а особенно — в буравящем взгляде чуть косящего на зрителя глаза.
Фигура мальчика, сидящего на коне, своими очертаниями, красотой рисунка близка изяществу и выразительности его силуэта. В мальчике мы вновь видим двуединство — подростковой угловатой грации и нежности, физического совершенства и некоторой хрупкости. Этот образ полон светлой мечты, задумчивости. Он напоминает только еще распускающийся цветок стройного, жизнестойкого растения.
В облике мальчика сочетаются поэтичная невесомость золотисто-охристых красок и рельефная скульптурность формы. Свет медленно и благородно скользит по ней, и мы как бы сами осязаем ее чистоту и совершенство. Физическое начало, воплощенное в красках, становится олицетворением проявления духовного мира героя.
Величавому, просветленному состоянию благородной мечтательной души, сложному сказочному образу красного коня соответствуют и другие детали и части картины. Фигуры на втором плане не только намекают на некоторую конкретность действия, не только показывают коня в различных ракурсах. Они усиливают впечатление простора. Их движения, совпадающие с изгибом берега и очертаниями, придают композиции характер круга. Движение в картине приобретает еще большую величавость, но не становится геометрически сухим, арифметически правильным, сохраняя живость, естественность.
Обобщенное написание пейзажа соответствует общему виду картины, ее размеренному настроению. Оно не суетливо, не мелочно, но и не примитивно. В живописи, построенной на сочетаниях трех-четырех красок, мы видим тонкие градации тонов. Выразителен и рисунок волн, как бы собирающихся в узел под приподнятым копытом коня.
Путь Петрова-Водкина от «Красного коня» к «Петроградской мадонне» и к образам революционеров в картинах «После боя», «Смерть комиссара», «Тревога» был закономерным и в отношении приемов живописи и по внутренней сути. В «Красном коне» прозвучала вера художника в светлый завтрашний день Родины, уже вступавшей в горнила новых испытаний. Своей картиной живописец говорил России то же, что лаконично выразил в строках тех лет Есенин:
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
С бригадиром монтажников Николаем Демченко беседует специальный корреспондент «Смены» Леонид Плешаков