Вряд ли какой-либо из чемпионатов мира сеял такую сумятицу в футбольных умах, как последний, восьмой, лондонский. Разве вам не приходилось слышать, например, категорических суждений о том, что лондонский чемпионат стал подлинным триумфом атакующего футбола? Но, с другой стороны, кому же, как не нам с вами, другие лица - и с не меньшей убежденностью - втолковывали в своих статьях, что именно в Лондоне на недосягаемую высоту были подняты знамена оборонительной тактики! Так обстоят дела в отношении общих выводов. Конкретно же... Конкретно тренер сборной ФРГ Гельмут Шеи заявил, например, прошлой зимой (на семинаре тренеров в Москве), что решающим фактором футбольной игры является сегодня импровизация. Так прямо и сказал: импровизация. Итак, Гельмуту Шену решающий фактор будущего футбола видится в импровизации. Кстати, заметили ли вы, что само слово это «импровизация» мелькает в последнее время в статьях и заметках на футбольные темы все чаще и чаще? Почти так же, как слово «работа»? Импровизация - это еще куда ни шло, это еще понятно, но вот работа... Не знаю, что на этот счет думаете вы, но мне лично это слово «работа» всегда казалось противопоказанным спорту вообще и футбольному состязанию в частности. Скажу больше: там, где начинается работа, там кончается игра, кончается спортивное зрелище, популярность футбола - не как зрелища, а как игры в самом прямом смысле этого слова - растет! Футбол не без успеха ведет сейчас борьбу за место под солнцем даже там, где много десятилетий его упорно не признавали, - в Соединенных Штатах Америки. Впрочем, феномен этот - с одной стороны, падение числа зрителей на матчах большого футбола, а с другой - рост популярности футбольной игры, рост числа играющих - объяснить, наверное, не очень трудно. Люди любят играть, а не «работать в футбол». И не любят смотреть, как «работают в футбол» другие. В этом смысле весьма характерно, что даже в Англии не выражают особого восторга от футбола, показанного чемпионами мира. Известный обозреватель Джеффри Миллер писал, например, что качество игры, продемонстрированное нынешним лидером мирового футбола, отнюдь не высшей пробы. Весною в Лондоне происходили выборы председателя Английской ассоциации футбола. Новоизбранный председатель Английской ассоциации 60-летний А. Стэфин сформулировал свою программу так: «Своей задачей считаю борьбу за возвращение интереса зрителей к этой игре. Мы должны дать англичанам такой футбол, какой желают видеть они, а не тот, который они желали бы видеть, по нашему мнению. Футбол существует для зрителей. Мы - тоже». Как видим, председателя Английской ассоциации не убаюкали успехи сборной. Удастся ли, однако, ему что-либо сделать в объявленном направлении? Кто знает. Недаром ведь тревожный вопрос: «Что нужно предпринять для того, чтобы восстановить в ближайшие годы зрелищную привлекательность футбола?» - был первым и главным в повестке международной дискуссии по актуальным проблемам мирового футбола, которая состоялась в марте 1967 года в Монако. Наши специалисты в этой дискуссии не участвовали. Каких точек зрения, однако, придерживаются они? Познакомимся со взглядами наиболее известных наших знатоков. И начнем это знакомство с изложения взглядов тех, кто матчи лондонского чемпионата наблюдал собственными глазами. С различным настроением возвращались они домой: одни - глубоко удовлетворенные виденным, еще раз убедившиеся в том, что и прежде на футбол смотрели трезво, здраво; другие - обескураженные, огорченные, сконфуженные, хотя за несколько дней еще до чемпионата не кто иной, как именно они, находились в твердом убеждении, что стоят на позициях не только теоретически единственно правильных, но и практически совершенно непоколебимых. И вдруг... Кто же, спрашивается, мог подумать, что отсталость, косность, серость в области футбольной тактики, которые, казалось, были уже изгнаны из наших команд (благодаря внедрению бразильской системы), что как раз они и вырвутся наружу на мировом чемпионате и пойдут крушить на своем пути все, подобно свирепому, прорвавшему плотину потоку! Но отчего так случилось? Почему? Невеселые размышления должны были одолевать на обратном пути в Москву Гавриила Качалина, самого главного, можно сказать, нашего пропагандиста бразильской системы. Незадолго до чемпионата мира он специально выезжал в Бразилию, пробыл там довольно длительное время, изучая организацию тренировок детских и юношеских команд. Это была, безусловно, полезная поездка - главным образом для самого Качалина. Его боги и кумиры потерпели такое жестокое, такое оглушительное поражение: не попали даже в четвертьфинал. С гордо поднятой головой летел в Москву из Лондона Николай Старостин. Кто-кто, а уж он-то никогда не изменял своим взглядам, не подражал новомодным веяниям! Да, Николай Старостин был полностью удовлетворен спортивными итогами мирового турнира. Поражение бразильцев, а еще более того, победа англичан, казалось бы, блестяще подтверждали его взгляды. И, выступив по возвращении из Лондона с серией статей, Николай Старостин писал о том, что лондонский чемпионат открывает «эпоху возрождения атакующего стиля», заявлял, что южноамериканская школа потерпела фиаско и что взамен ее восторжествовали «ураганный темп, широта маневра, риск и та простота в тактике, когда противник переигрывает, не надеясь на тан называемые хитрости». Николай Старостин с удовлетворением замечал, что тактика эта для нас не новшество, что в принципе нам хорошо знакомо это «старое, но грозное оружие». И в самом деле, это могут подтвердить все, кто помнит матчи двадцатых - тридцатых годов с участием московского «Спартака» (в составе которого на правом краю играл Николай Старостин, прозванный «грозою вратарей»). Тренер первого чемпиона СССР, московского «Динамо», Константин Квашнин, вспоминая недавно об играх тех же лет, писал, что «Спартак» еще в ту пору делал ставку на атлетизм и скорость. Впрочем, разве ураганный темп, риск и простота в тактике не были лицом «Спартака» и в лучшие послевоенные его сезоны? Когда начальником команды, кстати сказать, был Николай Старостин. Известный обозреватель Алексей Леонтьев (в прошлом замечательный вратарь) в Лондон не ездил. Но и он был рад спортивным итогам чемпионата. Не по тем мотивам, что Николай Старостин, - по другим. Леонтьев отнюдь не противник бразильской системы как таковой. Однако к повсеместному ее административному культивированию он отнесся крайне недоверчиво: никак не мог согласиться с тем, чтобы в ней видели единственное средство повышения класса игры. И Леонтьев стремился сказать в печати доброе слово о тех, кто применял и иную расстановку игроков (и кого федерация тотчас зачисляла в разряд отстающих). Писал он обо всем этом задолго до лондонского чемпионата, а воспоминаниям на эту тему я предался невольно, прочитав статью футбольного журналиста Льва Филатова. Рассуждая в ней о разных вещах, он коснулся вскользь и той не слишком отдаленной поры, когда мы, как он писал, «достаточно натерпелись от догматического подхода к игре» и когда «всем командам предписывалось одинаково тренироваться, одинаково нападать и защищаться». Действительно было такое, было... Если бы эта статья, например, попалась на глаза Николаю Ряшенцеву, который был тогда председателем федерации, я мог бы напомнить ему, с какой радостью констатировал он перед Лондоном, что футбол у нас развивается «под знаком торжества наиболее прогрессивной тактической схемы 4 + 2 + 4», как бодро верил он в то, что ее совершенствование и надобно считать столбовой дорогой в развитии отечественного футбола! Но вот миновал чемпионат мира. И если раньше председатель федерации безо всяких обиняков указывал, например, что отход нападающих к своим воротам с целью начать контратаку из глубины весьма и весьма пагубен, то после Лондона из его же статей мы узнали, что стремление занять «в каждом игровом эпизоде (в атаке или в обороне) возможно большее число игроков» следует только приветствовать! Или такой пример. До Лондона Ряшенцев прямо указывал, что пятый защитник, «чистильщик», - бедствие для команд, а после мирового чемпионата хвалил сборную СССР за продуманную, надежную оборону, хотя команда наша, как известно, отвергла в Англии схему 4 + 2+ 4 и играла с «чистильщиком». Но вот вопрос: а куда девалась «торжествующая прогрессивная схема 4+2+4», куда же она запропала? В самом деле, «Мисюсь, где ты?» Если бы мы решили обратиться за разъяснениями на этот счет опять-таки к Николаю Ряшенцеву, то узнали бы от него, что первейшим признаком тактического прогресса является уже как раз «отсутствие четко просматриваемых схем». Понятно? Причем поворот этот был совершен с такой очаровательной легкостью и простодушием, что на ум поневоле приходили строчки Некрасова: И ко всякому с словом «папаша» Обращалось наивно дитя... Но мы отвлеклись. Среди тех, кто в составе советской делегации был не на шутку опечален разгромом сборной Бразилии, наибольшее огорчение испытывал, пожалуй, журналист Мартын Мержанов. Ибо никто, наверное, не вложил столько энергии в прославление бразильской системы, как он. И еще - столько азарта в посрамление инакомыслящих! Собственная же вера Мержанова в высшее предназначение бразильской системы была так сильна и глубока, что он отрекся даже от брошенной им однажды (и вскоре ставшей крылатой) фразы о том, что прогнозы в спорте и особенно в футболе являются деянием уголовно наказуемым. В преддверии лондонского чемпионата Мержанов все же позволил себе вольность, заявив, что верный выход в финальную стадию турнира он может гарантировать только бразильцам. Но бразильцы оказались за бортом четвертьфинала... Отчего же потерпели в Англии поражение бразильцы? Система ли их игры тут виновата, или тренер, или, может быть, сами игроки? Времени с тех пор прошло достаточно, страсти улеглись, и в оценке происшедшего намечается уже и некое единомыслие. В различном порядке называя причины поражения сборной Бразилии, сам перечень этих причин знатоки приводят дружно. В составе команды, по их мнению, было слишком много игроков, перешедших критическую возрастную грань. А кроме того, всех игроков сборной Бразилии - вне зависимости уже от возраста - упрекают в чрезмерной изнеженности, этаком футбольном сибаритстве. Не берусь судить, какая из причин главнее, но фант остается фактом: Гарринча, Орландо, Беллини, Сантос выглядели в Англии гораздо слабее, чем в Швеции и в Чили. Но, может быть, это был обман зрения? Может быть, индивидуально каждый из этих игроков был подготовлен к лондонскому чемпионату не хуже, чем к шведскому или чилийскому, и просто соперники оказались сильнее? Ведь после Чили (где чемпионство досталось бразильцам гораздо труднее, чем в Швеции) поиски контригры с ними шли очень серьезные. Разные тренеры вели их на разных путях, однако возросшая интенсивность игры, глубокое эшелонирование атаки и активная защита по всему полю выступали в качестве наиболее характерных черт едва ли не повсеместно. Все это и было брошено против сборной Бразилии, в то время как ее руководители благодушно полагали, что соперники по-прежнему запутаются в тонких, хитроумных силках бразильской защиты, а бразильские жонглеры-форварды, как и на предыдущих двух чемпионатах, будут то и дело нежданно выходить на чужие ворота. На деле, однако, «броуново движение» без устали и в различных направлениях рвавшихся европейских игроков запутало, закружило бразильскую оборону. Попытки бразильцев изящно перехватывать передачи, как это удавалось им в Швеции и в Чили, в большинстве случаев терпели неудачу. А овладевать мячом в «ближнем бою» - когда его надо буквально выковыривать из ног противника - до этого Сантос и его товарищи по-прежнему не снисходили! Но если мяч все-таки оказывался у них и они посылали его форвардам, то Гарринчу, например, ждала уже там жесткая силовая борьба. Гарринчу толкали - резко, сильно, но по правилам! Он падал, мяч доставался соперникам. Но судьи не давали свистка. И поступали опять-таки в соответствии с правилами. Бразильцы ведь играют по собственному их пониманию, силовой борьбы они не приемлют. Значит ли все это, однако, что на последнем мировом чемпионате потерпела фиаско, скомпрометировала себя сама бразильская система? И если вопрос формулируется именно так, нелишне, наверное, выяснить: что же она все-таки собой представляет, хотя бы в самых общих чертах? Наши пропагандисты бразильской системы, если помните, прежде всего указывали на то, что в отличие от своей предшественницы «дубль-ве» (3+2+5) она довела число защитников до четырех, причем сделала это за счет нападающих. Это было понятно - и непонятно, хотя бы потому, что такой же расстановкой (4+2+4) некоторые наши тренеры пользовались задолго до того, как прослышали об успехах бразильцев. Помню, лет шесть назад, когда термин «бразильская система» мелькал уже в нашей спортивной печати, тренер Михаил Якушин показывал в «Советском спорте» учебный план весеннего сбора московского «Динамо» 1957 года, в котором черным по белому значилось... изучение системы 4+2+4! Сходная ситуация сложилась, между прочим, в начале шестидесятых годов, когда тренер миланского «Интернационале» Эленио Эррера оттянул в защиту еще одного, пятого игрока - опять-таки за счет нападения. Эта тактика получила название «бетона». Но вот незадача: обратившись к отечественному опыту, мы найдем у нас, во второй половине сороковых годов еще, команды, которые оборонялись откровенно пятью защитниками! Достаточно вспомнить нашумевшую в свое время «волжскую защепку» в исполнении куйбышевских «Крыльев Советов». Тем не менее ни Винсенте Феолу с Алфредо (Зезе) Морейрой (они оба считаются авторами бразильской системы), ни изобретателя «бетона» Эленио Эрреру мы не можем заподозрить в том, что они являются эпигонами наших тренеров. Ибо вся соль бразильской системы (равно как и «бетона») состоит не в том, сколько игроков отряжено в линию обороны, а в том, как они там действуют. Бразильская система отвергает персональную опеку, Эррера, напротив, ее признает. У бразильцев защитники ответственны за выделенные им зоны, в которых и противостоят любому игроку, явившемуся туда с мячом. Вы можете, правда, сказать, что ничего нового в этом нет, поскольку принципы зонной защиты известны спорту давно. Верно. В хоккее, баскетболе, регби, гандболе ими пользуются уже десятки лет. Однако в футболе бразильцы применили их впервые. И с блеском продемонстрировали «зону» на мировых чемпионатах 1958 и 1962 годов. У нас о пользе зонной защиты первым заговорил, пожалуй, заслуженный мастер спорта Андрей Старостин. Было это в 1959 году. В 1961 году эту же мысль еще настойчивей повторил заслуженный тренер СССР Виктор Маслов. А по прошествии еще двух лет, в конце 1963 года, заслуженный мастер спорта Виктор Дубинин, подводя итоги сезона, с удовольствием констатировал, что персональная опека в нашем футболе полностью уже себя изжила, а пришедший ей на смену зонный принцип освоен всеми командами так хорошо, что «проскочить к воротам стало гораздо труднее, чем при самой злой опеке». И подлинным апофеозом торжества зонной защиты звучала в устах Дубинина фраза: «Никто у нас не будет бегать по всему полю за одним игроком, будь он трижды Пеле!» Но, странное дело, отчего же это в 1965 году в Лужниках на протяжении всех девяноста минут матча СССР - Бразилия персональные сторожа ни на шаг не отступали от Пеле? И почему наша сборная, отправившись вскоре с ответным визитом в Бразилию, и там учредила за Пеле строжайший персональный надзор? Впрочем, эти вопросы носят сугубо риторический характер. Ибо персональные сторожа у нас не то что от Пеле, но и от любого из форвардов класса «Б» все эти годы ни на шаг не отходили! Но вот вопрос: разве это плохо? Да нет же, совсем неплохо! Потому что в отличие от Виктора Дубинина, который футбольные команды уже давно сам не возглавляет, тренеры-практики журавлю в небе предпочитали все-таки синицу в руке. К слову сказать, в своей практической деятельности столь же благоразумными соображениями руководствовался и главный наш пропагандист бразильской системы Гавриил Качалин. Во всех командах, которые он в последние годы тренировал, защитники всегда честно бегали за своими форвардами, действуя в строгом соответствии с классической формулой «персоналки»: нет меня - нет и моего подопечного! Оно, впрочем, и не удивительно: ведь основ взаимодействия игроков в зоне (как и основ тренировки такой игры) не знало, помимо Качалина, большинство европейских специалистов. Не знал их и тренер миланского «Интернационале» Эленио Эррера. Однако в отличие от других своих коллег он не стал пояснять своего неприятия бразильской системы отсутствием в «Интернационале» необходимых исполнителей, а прямо и открыто выступил против нее. На московском семинаре тренеров Эррера прервал вдруг свой доклад и спросил у собравшихся:
- В зале, конечно, есть нападающие?
- Есть...
- Скажите тогда, пожалуйста, в каких ситуациях вам приходилось труднее: когда принять мяч вам не давал персональный сторож или же когда прием мяча был свободен? И, уловив соответствующую реакцию в зале, Эррера победно заключил:
- Зона для тех, кто не умеет бегать! Чем вызвал еще большее оживление в солидарной с ним аудитории. Узнав об этом, я подумал: «Интересно, что ответил бы Эррере, присутствуй он в этом зале, Винсенте Феола?» После того, что произошло с его командой в Англии, Феола, как известно, не рискнул сразу вернуться на родину. И вот, решив остаться на некоторое время в Европе, он столкнулся случайно в лондонском аэропорту с несколькими нашими журналистами и тренерами, возвращавшимися в Москву. Толстяк Феола осунулся, был грустен, его не окружали уже со всех сторон кинооператоры, интервьюеры. И кто-то из наших соотечественников спросил у него, не думает ли он ввиду случившегося менять бразильскую систему.
- Не вижу к этому оснований, - резко сказал Феола. С тех пор прошло около года, и мы видим, что бразильский футбол от этой системы пока что не отказался. А ведь после лондонского чемпионата он вовсе не стал плохим футболом! Поэтому, может быть, не стоит решительно отмахиваться от тех, кто склонен полагать, что сам зонный принцип защиты не скомпрометировал себя (как плохое исполнение не может скомпрометировать ноты) и что тренеры, которые остались ему верны, могут научить своих игроков и бегать быстрее, и толкаться «по-мужски», и борьбу за потерянные мячи вести жестко, «встык», начиная ее притом на половине соперника. Разве научиться всему этому, то идее, не легче, чем освоить сложную систему подстраховок, строго согласованных, «синхронных» перемещений в зоне? «Бетон», «бетон»... После того, как сборная СССР воспользовалась им на лондонском чемпионате, термин этот применяют у нас уже более смело. Но что собой представляет, собственно, этот пресловутый «бетон»? А главное, есть ли у нас какие-либо гарантии, что осваиваем мы его не столь своеобразно, как осваивали бразильскую систему? Вопросы эти возникают неспроста. Ведь именно «бетон» (и его законодатель Эленио Эррера) долгое время служил нам по иронии судьбы излюбленной мишенью для критики. И кто только не выпускал стрел в эту мишень! Андрей Старостин, например, после прошлогодней игры «Интернационале» в Москве писал, что питомцы Эрреры показали игру «уродливую по содержанию». А Николай Старостин замечал, что досадного впечатления от чисто деляческой тактики команды «Интернационале» не смогли скрасить даже несколько удавшихся ей контратак. Он же неодобрительно указывал на то, что в игре «Интернационале» начисто отсутствовал риск. И в самом деле, команда Эрреры играла в Лужниках без риска. После выигрыша у «Торпедо» в Милане она предпочла в Москве обороняться. При всем том, правда, возможностей поразить чужие ворота было у нее, пожалуй, не меньше, чем у автозаводцев. Но в данном случае нас интересует другое. Скажите, неужто защитная тактика и в самом деле является уже в спорте чем-то предосудительным? И еще спросим: отчего в игре вашей непременно должен присутствовать риск? А что, если рисковать вам невыгодно? Впрочем, может быть, мы что-то перепутали, и футбол - это уже не просто спорт, а еще и нечто особенное, другое? Потому что спорту как таковому ответы на заданные выше вопросы давно известны. Соревноваться ведь выходят не для того, чтобы облегчать действия сопернику. И порицать кого-либо за тактику, которая оказалась для соперника неудобной, в нем совершенно немыслимо. Главное, чтобы вы вели борьбу в соответствии с правилами! Поэтому, скажем, ни от Таля, ни от самых ревностных сторонников его стиля мы никогда бы не могли услышать, что мировой короны он не удержал лишь потому, что Ботвинник в игре с ним прибег к «чисто деляческой тактике». В футбольном же нашем обиходе оценки и характеристики такого рода - дело довольно обычное. Кто-нибудь, правда, может подумать, что все это в конечном счете «слова, слова, слова», а жизнь футбола между тем идет сама собой. Нет, не скажите! Порою и на этой чисто словесной почве произрастают вполне реальные плоды. Эррере то что: он приехал, уехал, он, быть может, и статей этих не читал. Но вот тренеры куйбышевских «Крыльев Советов» статьи о себе читали, а о них ведь нечто подобное писалось на протяжении многих лет! Иные наши собратья даже прямо указывали, что переход на атакующий стиль чуть ли не дело спортивной чести этой команды. Прелесть такой критики испытал на себе в начале шестидесятых годов и тренер харьковского «Авангарда» Александр Пономарев. Что с того, что харьковчане, закрыв ворота своей команды на замок, заняли вскоре шестое место в стране! Их критикам, казалось, не было до этого никакого дела. Так же, впрочем, как и до того, что куйбышевские «Крылья Советов» систематически не позволяют обыгрывать себя сильнейшим клубам. Помню, кстати, что за «апологию оборонительного футбола» доставалось даже одному из самых маститых наших тренеров - Борису Аркадьеву, который осмеливался заявлять (и пребывает в этом убеждении, кажется, и поныне), что если команда не желает проиграть матча, то. прежде всего она не должна пропустить гол. Если вы следили за тем, что писалось у нас о футболе в последние годы, то помните, конечно, как нашими ревнителями бразильской системы был объявлен поход против пятого игрока защиты, «чистильщика». Но так как основ зонной игры наши команды не знали, ситуация вскоре сложилась удивительная. «Бразильская защита» в интерпретации на «персональный» лад затрещала по всем швам. Наших теоретиков, однако, это ничуть не смутило: ливень голов они тут же объяснили значительно возросшим мастерством нападающих, в связи с чем в прессе замелькали рассуждения о том, что «меч» (или «снаряд») стал наконец-то сильнее «щита» (или «брони») и т. д. и т. п. Но кто же, скажите, любит в футболе пропускать голы? И когда тренеры вновь обратились к услугам «чистильщика» (который, естественно, вмиг разрушил всякие иллюзии насчет «возросшего мастерства нападающих»), на него-то и обрушились теперь нешуточные уже атаки. Нет, не на футбольных полях - в статьях на футбольную тему! «Чистильщик» тянет назад» - так называлась статья Качалина, вышедшая в 1964 году. А уж о том, насколько успешной была кампания, начатая этой статьей, вы можете судить по ее итогам, подведенным два года спустя. «Сейчас «чистильщик» в наших командах встречается очень редко», - удовлетворенно писал Мержанов. «Как правило, эта фигура еще маячит в откровенно слабых коллективах», - еще решительней заключал он накануне лондонского чемпионата, в те самые дни, когда сборная СССР осваивала за рубежом игру с «чистильщиком». Проще сказать, ту самую игру, которая и была главным открытием Эрреры. И открытием не столь уж простым. Потому что, публично осудив и шумно отвергнув зонный принцип защиты, Эррера, однако, не слишком спешил с заявлениями о том, что благодаря «чистильщику» он позаимствовал у бразильцев другое их достижение. Я имею в виду прежде всего то, что в рамках «бетона» Эррера бережно сохранил для одного из своих игроков амплуа диспетчера, а его ведь и создали и впервые испробовали бразильцы. Тут нет ни времени, ни места, чтобы описывать особенности игры диспетчера. Укажем лишь, что он не полузащитник, не нападающий, не тем более защитник. В баскетболе игроков сходного плана называют «разыгрывающими». И Винсенте Феола потому лишь и оттянул в защиту четвертого человека (за счет нападения), что был убежден: диспетчер окупит это с лихвой. А Эленио Эррера, направив в защиту еще одного, пятого человека, полагал, что и такая игра - при наличии диспетчера - стоит свеч. И оба они не ошиблись. На шведском и чилийском чемпионатах мира диспетчером сборной Бразилии был знаменитый Диди (который и считается «родоначальником жанра»). Первый (а впрочем, и нынешний) диспетчер «Интернационале» - не менее знаменитый Суарес. Но в 1966 году сборная Бразилии полноценным диспетчером уже не располагала. Большие надежды, правда, возлагались тут на Герсона, но некоторые журналисты считали, что Феола в нем ошибся, а, кроме того, Герсон из-за травмы выбыл из строя. Суарес, в свою очередь, выступая на чемпионате мира за сборную Испании (своей родины), обычного впечатления не произвел. Оно и понятно: тренер испанцев Хосе Вильялонга отвел диспетчеру Эрреры традиционную роль полузащитника. Это означало, что, когда команда оборонялась, Суарес должен был неотлучно следовать за своим визави, а при переходе в атаку обязан был мгновенно отрываться от него и спешить вперед. Он и делал все это в меру сил, честно, энергично, но где уж тут было до тонного, коварного розыгрыша мяча, которым Суарес прославился в «Интернационале»! Зато едва ли не все футболисты, которые на лондонском чемпионате были наделены полными диспетчерскими правами, проявили себя замечательно. И нам остается лишь сожалеть, что рядом с ними - Р. Чарльтоном, Беккенбауэром, Колуной - мы не можем назвать нашего, советского игрока. Но, с другой стороны, и упрекнуть тут бывшего тренера сборной СССР Николая Морозова мы тоже не рискуем. Посудите сами: до 1966 года диспетчера не было ни в одной даже из наших команд высшей лиги. Не было, да и все! А ведь в отличие, скажем, от зонной защиты особенности игры диспетчера не являлись секретом для наших специалистов. Заслуженный мастер спорта Олег Ошейков, например, еще в 1962 году опубликовал статью, которая прямо называлась: «Команде нужен диспетчер». Вслед за ней вышла и другая интересная статья на эту тему - заслуженного мастера спорта Сергея Сальникова. Словом, недостатка в толковых пособиях не было. Но вот любопытная штука! И сегодня в командах диспетчеров как не было, так и нет. В самом деле, почему? Чтобы получить ответ на эти вопросы, надо вновь вернуться к 1962 году и вспомнить, что хоть у нас в то время и «торжествовала прогрессивная схема 4 + 2 + 4», однако основ бразильской зонной защиты мы не знали, отчего над нашими футбольными полями и витал, по выражению тренера Виктора Маслова, дух «персоналки». Проще сказать, опыт Диди опытом Диди, статьи о диспетчере статьями, а практически кто же из тренеров мог допустить, чтобы какой-либо из его игроков предоставлял свободу действий «своему» форварду или полузащитнику? Да тут у любой команды голов была бы полная сумка! Так оно и выяснилось, что без зоны нет, оказывается, и диспетчера. И уж какие ни тонкие специалисты футбольной игры Олег Ошенков и Сергей Сальников, а и они ничего поделать тут не могли. Предполагаю, впрочем, что кто-нибудь из читателей в этом месте прикинет: «Ладно, раньше не могли, потому что «зоны» не знали. А нынче отчего ж не могут? «Бетон» ведь диспетчеру, сами говорите, не помеха!» Верно, не помеха. Но мы и сами, признаться, беседовали не раз на эту тему со знакомыми тренерами (в том числе и с Олегом Ошенковым). И всякий раз слышали от них: «Нет у нас игроков, пригодных для этой роли. Нет, хоть разбейся!» Интересно, что могли бы вы возразить им на это? Готовых Суаресов-то, Чарльтонов и Диди у нас ведь и в самом деле нет. Но что же в таком случае, спросите вы, получается? Тупик? Заколдованный круг? Нет, спешить с такими выводами еще не стоит. Попробуйте сначала ответить на следующий вопрос: могли ли вы предположить, что в том самом году, когда сборная СССР добилась наиболее крупного своего успеха, завоевав четвертое место в мире, самым популярным нашим футболистом будет признан не кто-либо из героев Лондона, а киевлянин Андрей Биба, которого сборная и в запас к себе не взяла? И если так уж оно случилось, какие, интересно, были на то причины? Биба был первым нашим футболистом, получившим подлинные диспетчерские права. А игра с диспетчером, в свою очередь, была решающим фактором ошеломительного прошлогоднего успеха киевлян. Она же является и основой их нынешних успехов. Между тем, приглядевшись к игре киевлян повнимательнее, вы - даже по телевизору - обнаружите, что в обороне они вовсе не пользуются «бетоном», то есть обороняются не пятью защитниками, а четырьмя. Вот тебе и раз! Но в 1967 году у киевского «Динамо» появился в запасе и «бетон». Впервые они испробовали его летом в Италии в игре с «Ювентусом», которая закончилась нулевой ничьей, а затем весьма успешно применили в обоих матчах с «Селтиком». Что касается игры с диспетчером, то от нее киевляне не откажутся теперь наверняка. Даже если бы из строя окончательно выбыл Андрей Биба. Между прочим, не желая нисколько умалять достоинств этого футболиста, я должен все-таки заметить, что решающее значение в данном случае имеет функция, а не имя. Иными словами, получи в том же киевском «Динамо» такую же свободу (то есть освобождение от изнурительной беготни за своим подопечным) какой-нибудь другой игрок, равный Бибе по дарованию, его ждало бы такое же признание. Спрашивается, интересен ли, полезен ли опыт киевского «Динамо»? Увы, всерьез его, кажется, никто еще не изучил. Во всяком случае, большинство пишущих об этой команде указывает лишь на то, что игроки ее как на подбор техничны и сильны, что ни у одного другого клуба нет таких резервов и т. д. и т. п. И хоть все это соответствует фактам, самой лишь констатацией их многого не добьешься. Не лучше ли было бы поэтому отдать себе наконец отчет в том, что диспетчерами (как показал опыт тридцатилетнего Бибы) не рождаются, что ими становятся? Вон в киевском «Динамо» готова уже и смена Бибе - двадцатилетний Мунтян, футболист, в котором специалисты склонны видеть даже суаресовские задатки. Выступая 10 мая в Глазго против Шотландии, наша сборная применила «бетон» и выиграла со счетом 2:0. Нет, я вовсе не утверждаю, что советские футболисты непременно должны были выиграть этот матч. Отнюдь нет. А вот то, что у опытнейших шотландских асов на протяжении девяноста минут почти не было реальных возможностей взять ворота сборной СССР, - это фант, это видели все! «Русские создали глубокую оборону, о которую, как о стену, разбивались атаки шотландских футболистов», - отмечала «Таймс». «Русская защита была превосходной. Шотландская сборная с самого начала проигрывала матч тактически», - писала «Дейли мейл». «Футболисты Шотландии не могли противостоять «тактической шахматной игре», предложенной русскими, они даже не смогли понять ее», - указывала «Дейли миррор». И обозреватель этой газеты продолжал: «Советские футболисты в течение всего матча действовали со спокойной уверенностью, что они могут подождать, пока шотландцы сделают ошибку, и наказать их за это». Я мог бы привести еще десятки подобных отзывов, но прежде всего хотелось бы подчеркнуть здесь другое: ни один из английских обозревателей не усмотрел в тактике сборной СССР элементов делячества, никто не укорял наших футболистов в том, что в их игре отсутствовал риск. Присмотревшись к игре сборной СССР, можно было, между прочим, увидеть, что «бетон» как тактика не так уж прост. Долго было бы объяснять, почему, но, если хотите в двух словах, прежде всего потому, что персональная игра четырех защитников сочетается тут со свободным маневром пятого, являющегося, в сущности, игроком зоны. К тому же все пятеро должны участвовать в контратаках. В одной из недавних статей Андрея Старостина читаем: «Мы нередко наблюдаем такую картину: команда атакует, соперник обороняется, застегнувшись на все защитные пуговицы. Впереди у него остался один нападающий, а вокруг него трое сторожей. Так и хочется закричать: «Ребята из защитных линий! Окрыляйтесь дерзанием!» Это правильный путь в развитии современного футбола. Зрители любят отважных и смелых в бою». Отбросим приподнятость этой терминологии. Футбольный матч, разумеется, не бои, и от защитника, чтобы подключиться к атаке, требуется, конечно, не отвага и смелость, а простая сообразительность. Если вы смотрели трансляцию из Глазго, то, может быть, заметили, что, участвуя в атаках и контратаках, наши защитники неизменно соблюдали по отношению к оставшимся на их половине шотландским форвардам определенную пропорцию. 2:1, 3:2, 4:3 - в каких бы цифрах она ни выражалась, плюс в пользу «ребят из защитных линий» сохранялся всегда. Проще сказать, рейды наших защитников на половину шотландцев вовсе не «окрылялись дерзанием», а просто были строго предусмотрены дисциплиной игры, ее тактическим планом. Каковы же выводы? А таковы, что опыт сборной, как и опыт киевских динамовцев, два сезона игравших с диспетчером, показывает: изучение «бетона» идет у нас все-таки успешнее, чем недавнее освоение «бразильской системы». И хоть в процесс этот нет-нет да и вмешиваются прежние учителя, беда невелика. А объявлять публично о перемене позиций в области футбольной тактики и о наличии заблуждений в прошлом в конце концов не обязательно. Словом, тренерам, которые ищут, экспериментируют, спорят, никто уже не мешает. В начале статьи я приводил уже высказывание тренера сборной ФРГ Гельмута Шена о том, что главным фактором футбольной игры является сегодня импровизация. Что ж, с этим трудно спорить. Но Шен убежден, что фактор этот останется решающим и в будущем. С ним солидарен Николай Старостин. «Если говорить откровенно, - пишет он, - в душе я не придаю решающего значения схемам». Мало того, Николай Старостин ручается даже, что команда, состоящая из пяти Федотовых и пяти таких же, как Федотов, игроков защиты, наверняка обыграла бы любую нашу команду, какой бы тактики последняя ни придерживалась и по какой бы схеме ни играли Федотовы. Впрочем, делая это заявление, Николай Старостин понимал, наверное, что, в сущности, он ничем не рискует. Попробуйте, во-первых, найти десять Федотовых! Поэтому не лучше ли, минуя условности, обратиться к живой, современной практике? Например, к сегодняшней игре московской команды «Спартак». Известно, что самая популярная команда столицы переживает в последние годы кризис. Но отчего же? Разве девиз ее игры не прежний - отвага, риск, напор, словом, импровизация? такова футбольная жизнь. Любопытно, как сложится она, как пойдет дальше. И каким станет футбол в ближайшие годы. Мы-то с вами хотим, конечно, чтобы он был красивым. Умным, благородным, тонким, изящным. И порою нас с вами уверяют (по преимуществу в годовых отчетах федерации), что дело обстоит именно так. И что имеющиеся, мол, отдельные недостатки вскорости будут устранены. Не знаю, что в данном случае думаете вы, но вот такой давний наблюдатель и знаток футбола, как писатель Лев Кассиль, почему-то не склонен разделять этого оптимизма. Ему после лондонского чемпионата думается о другом. О том, что мировой футбол переживает кризис. И что высокое спортивное искусство сменяется в нем силовой, бесшабашно напористой, грубоватой борьбой. Той самой, которую именуют подчас «тактикой роботов». Начался этот процесс - наращивания, взвинчивания атлетических качеств футболистов - где-то на рубеже сороковых и пятидесятых годов. Начался исподволь. Но уже вскоре его можно было уподобить снежному кому, пущенному с горы. В результате супер атлетов в футболе появлялось все больше и больше, «объем работы» на площадках они производили действительно огромный, но красота игры стала исчезать. Так импровизация, которая по самой сути должна была, казалось, способствовать раскрытию своеобразия игроков, парадоксальным образом способствовала подавлению их индивидуальностей. Началась, по выражению известного английского обозревателя Брайана Гленвилла, «эпоха универсализации, стрижки под гребенку и отказа от самобытности ради стандарта». «Футбол не зрелище благое», - писал погибший на войне поэт Николай Отрада. Примечательно, что он писал это, когда футбол не ведал еще всего того, о чем так часто пишут и говорят теперь. Перед войной, когда молодой поэт Николай Отрада писал свои стихи о футболе, трибуны стадионов часто были полны, а сама игра - весела, самобытна и порою очень красива. И все-таки взгляд поэта проникал уже в ней во что-то тревожное, и футбол напоминал ему о многом другом. О чем же? Поэт писал: Я находил в нем маленькое сходство с тем в жизни человеческой, когда идет борьба прекрасного с уродством и мыслящего здраво - с сумасбродством. Борьба меня волнует, как всегда. Она живет настойчиво и грубо в полете птиц, в журчании ручья, определенна, как игра на кубок, где никогда не может быть ничья. И хоть в матчах чемпионатов ничейные результаты фиксируются, борьба двух взглядов, двух концепций, двух стратегий футбола кончиться ничьей не может.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.