Сидит вон там пьяный и перебирает на все село: кому продал поле, кому - огород, а кому - хату.
- Продал - и аминь! Не мое, да и ладно! Не море! Эх, кабы дед мой поднялся из гроба! Люди добрые! Четыре вола, двенадцать десятин поля, а хата какая?! Все было. А теперь - вон что осталось, - показывал он селу синюю книжечку.
- Ой, пью и еще буду. Свое пропиваю, никому до этого дела нет. А староста мне и говорит: «Пропил землицу - то!» Печатку ставит, а сам корит. Э, я еще и не таких старост видел... Чтоб тебе было так умирать легко, как мне сейчас легко!
... Иду я из хаты, совсем уж ухожу, поцеловал порог да и вышел. Не мое - и кончено! Гони, как пса, от чужой хаты! Можно, пожалуйста! Было мое, а теперь чужое. Выхожу на двор, а лес шумит, словами говорит: «Вернись, Антон, в хату, вернись, человече!...»
Антон бьет себя обоими кулаками в грудь так, что гуд по селу идет.
- Так это мне сердце защемило, что мочи нет. Вхожу назад» хату. Посидел, посидел да и выхожу. Не мое, что и говорить, коли не мое... Чтобы все враги так умирали, как мои ноги из этой хаты выступали!
Выхожу на двор, ан нет, не пускает. Мох зеленый на крыше. Перекрывать надо крышу... Эх, не чинить я тебя, бедная, вышел... Камень... и камень треснул бы с горя!
Антон с этими словами колотит рукой по земле.
- Сел я на завалинку. Еще покойница мазала, а я глину на тачках возил. Хочу встать, а завалинка не пускает. А мне и жаль и не жаль... Совсем пропадаю. Сижу я да реву, так реву, будто из спины у меня реши вырезают. Люди вокруг собираются...
Ворочайтесь в гробу, дети, подлец я. Пропил все до нитки. И полотно пропил. Слышь, Марийка, и ты, Василь, и ты, Юрчик. Будет ваш отец в холщевых сорочках ходить да панам воду носить.
Теперь Антон показывает на Старостину хату:
- Только вот старостиха... добрая баба. Вынесла мне хлеба на дорогу, чтоб муж не видал. Помоги, господи, детям ее, где бы они ни были. Дай им, бог, лучшую долю чем моя...
С какой это стати мне на чужой завалинке сидеть? Иду. Только я встал с нее, а окна - в плач. Заплакали, как малые дети. Лес им отвечает, а они слезу за слезой просекают. Заплакала обо мне хата точно дитя о матери... так заплакала... Обтер я полою окна, чтоб не рыдали обо мне зря, да и вышел совсем.
Ой, легко, как камень грызть! Темен свет передо мною. Антон обводит рукой вокруг:
- Есть еще вот деньги, так я пить стану. Со своими людьми напьюсь, с ними последнее спущу. Пусть знают, как я из села уходил... Видишь: синяя книжечка за пазухой?
В ней моя хата, и мое поле, и мои огороды. Иду с нею на край света...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.