Хотя герой подполья ничтожен, но страдания его человечны, и реализм Достоевского состоит в том, что он видел страдания не только великих людей, но и малых. Это тот реализм, который признан новыми поколениями.
Достоевский видал каменную стену, стоящую поперек дороги людей, и необходимость новых основ для морали.
Раскольников заблудился на путях отрицания добра, но он отрицал добро во имя добра, спрашивая себя: почему не все счастливы? Он хотел золотого века. Душа Достоевского, правда Достоевского и вера его в будущее поколение свидетельствуют, что автор «Великого инквизитора» был разрушителем царства Великого инквизитора, хотя и ходил к Победоносцеву гостем, скрывая от себя свое отрицание.
Он был разрушителем старой мифологии, когда говорил, что если надо оставаться с Христом или с истиной, то он выбирает Христа.
Но Христос и истина, непротивопоставимы для верующего. Он же противопоставлял Христа истине. Значит, он не был христианином.
Но повторялась трагедия Прометея. Человек описал крушение старого мира при сознании лучшего и при невозможности его достичь.
Он хотев, покориться и не мог.
Уже был создан роман «Преступление и наказание». Изменилась судьба. Уплачены долги брата. Пришла слава.
Правительство как будто ласкало Достоевского, считало его союзником в борьбе с угрозой революции.
Дворец, стоящий на Неве, дворец, хорошо охраняемый, перестал быть жилищем врагов.
Казалось, что Прометей, томящийся на берегу моря, и узник острога в Омске раскованы теперь.
О набережной Невы, о дворцах, стоящих на этой Неве, Достоевский писал дважды – в 48-м и в 61-м годах, то есть и до каторги и после каторги.
О трагедии Петербурга, вернее, петербуржцев, бедных людей, которые бежали куда-то «исполнять свои обязанности», Достоевский думал постоянно.
В 48-м году в рассказе «Слабое сердце», почти в конце рассказа, когда умирает «добрый Вася», рассказчик, друг погибшего, подойдя к Неве, смотрит на даль «...вдруг заалевшую последним пурпуром кровавой зари, догоравшей в мгляном небосклоне».
Он смотрит с Петербургской стороны, ныне Петроградской, с бедной стороны на богатую, на то, что называлось когда-то «Адмиралтейской частью».
«Сжатый воздух дрожал от малейшего звука, и, словно великаны, со всех кровель обеих набережных подымались и неслись вверх по холодному небу столпы дыма, сплетаясь и расплетаясь в дороге, так что, казалось, новые здания вставали над старыми, новый город складывался в воздухе...»
Тут упомянуты обе набережные, но на набережной Петроградской стороны находится Петропавловская крепость, над которой нет труб. Дымит сотнями труб другая, богатая сторона:
«...раззолоченными палатами – отрадой сильных мира сего, в этот сумеречный час походит на фантастическую, волшебную грезу, на сон, который в свою очередь тотчас исчезнет и искурится паром к темносинему небу».
Товарищ бедного Васи смотрит: «...и сердце его как будто облилось в это мгновение горячим ключом крови, вдруг вскипевшей от прилива какого-то могучего, но доселе незнакомого ему ощущения».
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.