Еще совсем недавно посещаемость концертов зависела от солистов. К примеру, есть на афише имя Зыкиной — и публика валит толпой... Короче, шли на уже известное имя. И неожиданно для себя открывали оркестр народных инструментов... Теперь этот оркестр хорошо знают не только в Москве, но и в других городах страны. И уже первые концертные поездки помогли артистам оркестра в полной мере понять "смысл своей деятельности — возвращение народу его же бессмертных, выверенных веками сокровищ.

— Мы встречались с рабочими комсомольских строек, с крестьянами Смоленщины. Давали концерты прямо в степи, на сколоченных наспех сценах. А потом люди приходили к нам, просили прислать ноты, спрашивали совета, как организовать любительский оркестр. Живое общение с людьми, для которых, собственно, и живешь, ценно для любого артиста. Убеждаешься в необходимости своего труда. Это подхлестывает. Даже болеть некогда...

Федосеев за дирижерским пультом необыкновенно артистичен! Легкость движений. Предельная точность и выразительность жеста. (Правая рука отбивает такт, левая указывает нюансы. Как говорят музыканты, правая — от разума, левая — от сердца.) Я смотрю на него, на дирижера, который после концерта кажется слабым и беспомощным, как ребенок, и думаю: его работа, его жизнь — вся от сердца...

— Да, эта профессия действительно требует огромной затраты нервов и физических сил, — говорит Федосеев. — Тосканини, например, за один концерт несколько раз менял рубашку, мокрую от пота. Но дирижер устает не от самого процесса, скажем, репетиции, когда происходит шлифовка произведения, и не оттого, что ему приходится несколько часов кряду держать руки на весу. А от невероятного внутреннего напряжения, когда нервы словно обнажены, а каждая музыкальная фраза оживает в воображении...

Во время концерта, когда отрешаешься от реальной жизни и погружаешься в мир звуков, вдруг какая-нибудь прима-балалайка выскочит раньше времени. Это как удар. Сразу Выбивает из равновесия. Ощущение, будто тебя взяли из теплой и уютной комнаты и выставили на улицу, под холодный, осенний дождь. Трудно сообразить, где ты находишься. Но постепенно успокаиваешься. Все идет хорошо. Хорошо... И опять попадаешь под очарование музыки... До следующего диссонанса, разумеется...

На репетиции к Федосееву часто приходят дирижеры из других коллективов, студенты дирижерского факультета, чтобы «посмотреть», постичь его фразировку, запомнить манеру.

Старые музыканты снисходительно поглядывали на эти, по их словам, «пустые хождения». А между собой говорили, что если природа-матушка таланта не дала, то разве приобретешь его «смотрением». И, конечно, не забывали вспомнить о том, что именно они в свое время сумели разглядеть в молодом оркестранте талант, когда сам Федосеев и не подозревал об этом.

...Дирижер. Мы привыкли видеть его абсолютно уверенным и неуязвимым, одним движением своей палочки подчиняющим себе оркестр. Я запомнила Федосеева и другим. На репетиции.

Когда-то я видела фильм о дирижере: пульты летят на пол, ноты разлетаются по залу, и разъярённый маэстро ломает дирижерскую палочку о колено...

Здесь не было ни шума, ни драматического надрыва. И тем не менее во всем чувствовалась колоссальная внутренняя энергия, которую словно бы излучал дирижер.

Приглашенный на предстоящий концерт солист, уступив место возле дирижерского пульта следующему певцу, подсел ко мне. Вытирая лицо платком, сказал:

— Да-а! Какой сильный дирижер! Во дирижер! У нас в республике был тоже сильный дирижер!.. Теперь нету! Сгорел... — Он постучал по левой стороне груди. — Да-а.

И уже после репетиции, когда музыканты разошлись и зал опустел, Федосеев сидел на стуле, опустив руки, с очень спокойным лицом и отсутствующим взглядом. И можно было только догадываться, чего ему стоил этот день...

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.