Зина жила в том же переулке, где Шура. Дворы обоих домов соединялись заборами и садами. Проходя мимо Шуриного жилища, Лешка заглянул в окно. В комнате топилась печурка и освещала один уголок. Шура сидела на корточках, прислонившись к стене и глядя на огонь.
- Какая красота! - прошептал Потрясаев и, почувствовав некую приятную меланхолию, пошел своим путем.
Вот и дверь знакомой комнаты. Потрясаев сделал хитрое лицо и постучал. Дверь открылась.
- Ах, приятная неожиданность! Сам первый любовник пожаловал! - и готовясь продолжать остроты, он хотел ввалиться в комнату. Но тут встретилось препятствие. Лешка удивлено взглянул вперед, и ему показалось, что в дверях стоит незнакомая девушка. Она держалась руками за косяк двери, не пуская его. Глаза ее горели испугом и ненавистью. На щеках играл настоящий румянец.
- Вот тебе раз... - растерялся Потрясаев и сделал шаг назад. Дверь захлопнулась.
- Новый любовник, - прошептал Лешка и на цыпочках стал спускаться с лестницы.
Был обижен и в то же время обрадован Потрясаев. Он страшно боялся алиментов, а новый поклонник снимал с него ответственность.
Крылов аккуратно вычистил револьвер и лег с книгой на кровать. Через полчаса он поймал себя на том, что книга раскрыта все на той же странице. Крылов думал о Шуре.
Расстрелять фотографию было легко, но заставить себя забыть Шуру было гораздо труднее. Забыв плохое, Крылов вспомнил все то хорошее, что связывало его с Шурой. Он вспомнил подвал, как в узком солнечном луче плясали пылинки; ребенка, вцепившегося в отцовские кудри; Шурино падение в овраг; пятачковую луну... Сердце его защемило.
Крылов соскочил на пол, босиком прошелся несколько раз по комнате, потом обулся, затянул ремень и вышел, еще не решаясь признаться себе, но уже зная, что идет искать Шуру. В клубе был вечер самодеятельности. Сперва Бондарчук декламировал потрясающее стихотворение «Сумасшедший», потом играл оркестр балалаечников и домристов под управлением Бондарчука, затем пели дуэтом тот же Бондарчук и Женя Бонапарт, и, наконец, начался главный аттракцион - плясала Шура Майкова лезгинку и русскую в паре с Бондарчуком.
Середину зала очистили от скамеек. Зрители составили круг. Шура вышла на середину и под звон балалаек и вздохи домр прошлась медленно - медленно. Наскоро передав оркестр заместителю, Бондарчук вышел в круг. Шура, приплясывая, пошла к нему с ласковой улыбкой, он двинулся ей навстречу. Она вдруг выбила каблуками трель и унеслась от него в другой конец круга. Пляска началась.
Бондарчук плясал серьезно, с каменным лицом, громыхая сапогами. Шура - легко, все время дразня его и заманивая. Для нее пляска была игрой, игрой увлекательной и радостной. Она вся жила в пляске. Плясали не только ее ноги, но и губы, и брови, и блузка на ней.
Никто не обернулся к Крылову, когда он вошел в клуб. Все были увлечены пляской.
Бондарчук начал сдавать. До конца исчерпав все свои выходки и коленца, он тяжело отдувался. А Шура, все такая же легкая и гибкая, изобретала все новые и новые вариации пляски. Крылов протолкался в первый ряд. Увидев, что пляшет Шура, он сразу решился. Отстранив Бондарчука, Крылов вышел в круг. Шура улыбнулась ему. Многие зааплодировали. На фабрике любили Крылова.
«Ну и покажу я ей, что такое настоящая пляска, что такое Александр Крылов!» - подумал он.
Ему и радостно было плясать с Шурой: они были здесь среди толпы как бы вдвоем. Вместе с тем Крылов выходил в пляску, как в драку. Ему хотелось во что бы то ни стало переплясать Шуру.
Хорошо плясал Александр Крылов, но никогда он не плясал так, как сегодня.
Шура сдала первая. Обмахиваясь платком, она отошла в сторону. Крылов прошел еще круг особенной, невиданной, только что сочиненной выходкой и вмешался в толпу. Он не оборачивался, но чувствовал, что Шура идет за ним. Александр хотел остановиться и не мог. Его несло вперед, как будто еще продолжалась пляска. Так, не оборачиваясь, он вышел и хлопнул дверью. У Шуры слезы выступили на глазах, она схватилась за дверную скобку, хотела рвануть ее, и, как бывало, пробежать скрипучим крыльцом, догнать Крылова и, сдерживая смех, закрыть ему глаза.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.