- Не знаю, - скажете вы. - Мне лично что-то не хочется. - И добавите: - Ну, я побежал. Мне еще нужно к Сверчку забежать, да еще к Жуку, да к Медведке. И тут Муравьед непременно обрадуется. Он скажет, что с Медведем они старые приятели, а вот с женой его не довелось познакомиться, значит, ее зовут Медведка, да? И что было бы очень хорошо, если бы вы, Муравей, передали Медведю от него привет, а также вот это письмо, уже написанное, но еще не отправленное, в котором Муравьед уведомляет своего друга Медведя, что все в порядке и никаких новостей нет, а также передает привет его жене, - так, значит, ее зовут Медведка? И если вы Муравей, вы вряд ли станете ему объяснять, что Медведь - это одно, а Медведка - совсем другое. Вы скорее побежите с этим письмом, благодарные за оказанное вам доверие. Все в порядке, никаких новостей нет. Кажется, ясно сказано. Правда, кто-то откусил нос вашему приятелю Долгоносику, и теперь Долгоносик ходит без своего носа, и его никто не узнает. Долгоносик очень переживает, потому что с ним даже никто не здоровается. А если б вы были Долгоносик и у вас откусили нос - вы бы разве не переживали?

- Я бы лично очень переживал, - говорит Сверчок. - Да, плохие дела... Но вы-то сами знаете из письма, что дела совсем не плохие, что все в порядке и никаких новостей нет. Правда, Дровосек говорит, что с дровами все хуже и хуже, неизвестно, как будем зимовать. Пока лето, можно побегать на чистом воздухе, а что будет осенью? Что будет осенью, этого никто не знает. «Все помрем», - говорит Жук-могильщик, но это еще не точно, чтобы знать точно, надо сначала дожить до осени.

- А я вам говорю, что все помрем! - говорит Жук-могильщик. Но как же тогда письмо? Ведь в нем ясно сказано, что все в порядке, значит, беспокоиться не о чем. Время покажет. Поживем - увидим. Утро вечера мудренее. Медведка, конечно, удивится письму.

- Медведь? Нет, мы с ним не родственники. Возможно, что-то когда-то было, теперь уж не докопаешься. Понятно, Медведка - это одно, а Медведь - совершенно другое. Вы и сами это отлично знали, и если пришли к ней, то только для того, чтоб избавить себя от визита к Медведю. Вы с ним не настолько знакомы, не такие уж у вас отношения... Да и вообще Медведка - это одно, а Медведь - совершенно другое...

- Муравьед пишет, что у него все в порядке и никаких новостей нет. Ему очень нужно, чтобы об этом узнал Медведь, потому что они старые приятели.

- Это какой Муравьед? - спросит Медведка. - Тот, который слопал у нас муравейник? Если вы Муравей, вас, конечно, поразит эта новость, хотя в глубине души вы будете надеяться, что никаких новостей нет.

- Целый муравейник? Не может быть! Ведь здесь написано, что все в порядке...

- Смотря у кого. У него, возможно, в порядке. У него - это значит у Муравьеда. У Муравьеда, с которым вы так мило беседовали о погоде, который был настолько любезен, что доверил вам письмо... Но Медведка говорит, значит, она знает, Медведка говорит только то, что знает, а знает она абсолютно все. Когда жук Кузька оставил семью, и когда он вернулся к семье, и когда он ходил по всем этим злачным местам (потому что питается Кузька исключительно злаками), - кто об этом знал раньше всех? Конечно, Медведка. Она еще тогда говорила, что знает. Медведка знает, что говорит... Но как же в письме...

- Вот видите: здесь написано черным по белому. Черным по белому. Черные буквы сбились в кучу, как муравьи, чтобы их удобней было слопать. Так, может быть, это неправда, что никаких новостей нет? И если вы Муравей, вы в эту минуту вспомните о Долгоносике, у которого так несправедливо отгрызли нос, и о дровах, и обо всех других неприятностях. И вы подумаете, что, возможно, не так-то все вокруг и в порядке... Если вы Муравей. А если вы Муравьед, вы, конечно, подумаете другое.

Беркутчи

Беркут - это орел. А беркутчи - охотник с орлом. Орла зовут Джамбас. Охотника с орлом - Иманалы Торегельдиев. Джамбас родился и вырос на безымянной вершине Тянь-Шаня. Иманалы - в селении Дархан, откуда глазу открыты величавые и суровые снежноголовые горы. Сколько лет Джамбасу - неизвестно. Иманалы - 84 года. Орел помнит только вдруг упавшую на него темноту, которая была темнее самой темной ночи и плотнее самого тугого ветра. Темноту, которую не могли разорвать ни крылья, легко несшие его к солнцу, ни когти, оставлявшие след даже на скальном камне. А потом был кто-то с двумя крыла-ми без оперения. С кончиков этих крыл Джамбас долго-долго склевывал сочное мясо. Сначала он вздрагивал и гневно клекотал, видя приближавшиеся к нему странные крыла. Потом привык и уже с нетерпением ждал их появления. А потом, потом был солнечный, синий до самых далеких белоголовых вершин день. И вдруг нечто плотное, непроницаемое, как камень, закрыло солнечную синеву. Джамбас сердито заклекотал. Но два крыла властно и бережно подняли его и посадили на что-то твердое и вместе с тем податливое. Он закачался и почувствовал, что медленно летит над землей. Джамбас хотел было расправить крылья, но разве можно летать с закрытыми глазами? Крылья лишь дрогнули и опали. День блеснул ему неожиданно, неповторимо, как первый взлет из родного гнезда. Джамбас круто взмыл к солнцу. Оно ослепило его, и он склонил гордые глаза к земле. Сначала все показалось ему зеленым. Но прошла секунда, другая, и на зеленом вспыхнула огненная точка. Джамбас набрал высоту, не отрывая от нее глаз, и по велению, рожденному долгой жизнью тысяч и тысяч его предков, сложив крылья, камнем пал на огненно-красного зверя. Победным клекотом встретил он подъехавшего хозяина. Так навек породнились два орлиных сердца: беркута и беркутчи.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.