Это случилось давно, в те далекие годы, когда абсолютного большинства нынешних читателей «Смены» не было еще на свете. Я учился в московской школе на Таганке, играл мелкие роли в драмкружке, много читал и втайне сочинял стихи. Иногда тайное становилось явным - стихи, казавшиеся мне хорошими, печатались, точнее говоря, разборчиво писались тушью в школьной стенгазете «Прожектор». Уже тогда я - начинающий поэт - тосковал по вескому критическому слову. Иронические реплики читателей - моих товарищей и сверстников, равно как и отдельные похвалы (второе мне почему - то нравилось значительно больше), не были той авторитетной, профессиональной критикой, в которой, как уже было сказано, я испытывал острую нужду. Вероятно, правильней всего было бы отправить свои сочинения на литературную консультацию в редакцию газеты или журнала. Но в ранней юности, как известно, люди способны на более решительные поступки. В начале января 1930 года я написал стихотворение на деревенскую тему. Может быть, это было сделано мною под влиянием многократно читанного Есенина, не знаю. Дело прошлое, могу признаться, что в деревне я не жил и знал о ней мало. Стихи эти у меня не сохранились, однако до сего дня память сохранила ощущение крайней приблизительности моих представлений о том, чему они были посвящены. Аккуратно переписав эти стихи, я упаковал их в конверт и мужественно написал адрес: Италия, Сорренто. Максиму Горькому. Пролетели январь и половина февраля, и вдруг в один прекрасный день (подчеркиваю - в один прекрасный день) я получил ответ из Сорренто. Б. ЛАСКИНУ «Если вы, Борис, парень серьезный, не самонадеянный и способный работать над собою, - дружески скажу Вам вот что: не обольщайтесь, такие стихи, как Ваши, пишутся сотнями людей, и, к сожалению, иногда такие стихи печатаются. А печатать их не следовало бы, потому что они - плохие, надуманы, вычитаны из газетных статей, холодны и не волнуют читателя. В них отсутствует непосредственное чувство. Однако скажу Вам, что для 15 - и лет такие стихи - конечно - не дурны. Печатать их я бы Вам не советовал, но очень советую учиться, читать, наблюдать, совать свой нос во все углы и щели, записывать то, что Вас взволнует, поразит, рассмешит или огорчит. С февраля в Ленинграде будет выходить журнал «Литературная учеба» - я Вам выпишу его, м. б. пригодится. Всего доброго, жму руку А. Пешков 9.11.30». Я перечитывал это письмо неоднократно. И тогда, в юные годы, и много позже, когда уже стал литератором и ушел от поэзии в прозу и в драматургию. Алексей Максимович сдержал свое обещание: он выписал мне «Литературную учебу», которая мне очень пригодилась. Этот журнал учил молодых и воспитывал уважение к нелегкому писательскому труду. Миновал год. Я читал по - прежнему много и бессистемно и продолжал писать стихи. Я сочинил стихотворение, назвал его «Море» и отправил по уже знакомому адресу. «Море» я сберег. Не потому, разумеется, что это стихотворение представляется мне художественно примечательным и достойным публикации. Причина совсем иная - на полях рукописи есть пометки Алексея Максимовича. Вот оно, «Море». Прочтите его с должным вниманием, которого заслуживает, конечно, не столько само стихотворение, сколько замечания его первого читателя. А вот второе письмо, которое пришло из Сорренто вместе с рукописью. Б. ЛАСКИНУ «Стихи писать Вы, очевидно, способны, но теперь все умеют писать стихи не плохо. Не плохо - этого мало. Надо писать хорошо. Ваше стихотворение - путанное и надуманное. Зачем в нем «конквистадоры», «ацтеки» и прочая бутафория Николая Гумилева? Хорошие рифмы значительно выиграли бы, если б ими был оформлен простой, ясный смысл. Наши дни великого трудового пафоса требуют именно простоты, ясности, душевного огня. В 16 лет, конечно, многого не скажешь, но бывали случаи, что поэты и в 14 лет умели волновать читателя. Ваше стихотворение никого не взволнует. 4.1.31. А. Пешков». Сейчас, когда вы прочитали оба письма, вернитесь к ним еще раз. И еще раз. Я убежден, что многие молодые литераторы найдут в письмах Горького требования и советы, которые и сегодня не утратили и никогда не утратят своего значения. Такова история двух дорогих мне писем Алексея Максимовича, человека, которому я буду вечно благодарен за строгое и доброе слово напутствия.

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.