- Жми, не робей, - услышал я из-за двери, - не у зубного врача, сверлить не буду. Голос был знакомый, мой голос. Я толкнул дверь и вошел в салок кабины, где обычно работал Толька и где я очнулся на полу после катастрофы на антарктическом плато. За столом сидел мой двойник и скалил зубы. Он откровенно веселился, чего нельзя было сказать обо мне. Если подумать и присмотреться повнимательнее, я бы сразу сказал, что это другой, не тот, которого я нашел тогда в бессознательном состоянии в кабине дублированного пришельцами снегохода. Сейчас это была моя современная модель, скопированная, вероятно, в те недолгие минуты, когда я с парашютом пробивал в голубом куполе не то фиолетовую, не то багровую газовую занавеску. Комбинезон, в который я был тогда облачен, валялся тут же, небрежно брошенный на соседний диванчик. Все это я заметил уже позже, когда оправился от страха и удивления, а в первую минуту просто подумал, что повторяется с неизвестно какими целями уже когда-то виденный в Антарктиде спектакль.

- Садись, друже, - сказал он, умазывая на место напротив. Я сел. На мгновение мне показалось, что передо мной зеркало, за которым сказочная страна-зазеркалье, где живет мой оборотень, некое «анти-я». «Для чего он воскрес? - подумал я. - Да еще вместе с «Харьковчанкой»?» - А где же мне жить, по-твоему? - спросил он. - Кругом лед, а квартиры с электроотоплением пока не предоставили. Страх мой прошел, осталась злость.

- А зачем тебе жить? - сказал я. - И на каком складе тебя держали, прежде чем опять воскресить? Он хитренько прищурился - ну, совсем я, когда ощущаю над кем-то свое физическое или интеллектуальное превосходство.

- Кого воскресить? Пугливого дурачка, чуть не свихнувшегося оттого, что узрел свою копню? Нет, старин, теперь я твоя усовершенствованная модель, более совершенная, чем эта камера по сравнению со съемочным аппаратом Люмьера. Он положил руну на стол. Я потрогал ее: человек ли он?

- Убедился? Только умнее сконструированный. Я приберег свой козырной туз. Сейчас сыграю.

- Подумаешь, супермен! Тебя сконструировали во время моего прыжка с парашютом. Знаешь все, что было со мной до этого. А после?

- И после. Хочешь, процитирую твой разговор с Томпсоном после приземления? О джиг-со. Или с Вано - о красном камне? - Он хохотнул. Я молчал, возбужденно подыскивая хоть какое-нибудь возражение.

- Не найдешь, - сказал он.

- Ты что, мои мысли читаешь?

- Именно. В Антарктиде мы только догадывались о мыслях друг друга, вернее, о помыслах. Помнишь, как убить меня хотел? А сейчас я знаю все, что ты думаешь. Мои нейронные антенны просто чувствительнее твоих. Отсюда я знаю все, что было с тобой после приземления. Ведь я - это ты плюс некоторые поправки к природе. Нечто вроде дополнительных релейных элементов. Я не испытывал ни изумления, ни страха - только азарт проигрывающего игрока. Но у меня оставался еще одни козырь, вернее, я надеялся, что это козырь.

- А все-таки я настоящий, а ты искусственный. Я человек, а ты робот. И я живу, а тебя сломают. Он ответил без всякой бравады, как будто знал что-то, нам неизвестное:

- Сломают или не сломают - об этом потом, - и прибавил с насмешливой моей интонацией: - А кто из нас настоящий и кто искусственный - это еще вопрос. Давай зададим его нашим друзьям. На пари. Идет?

Суперпамять и субзнание

Оставив куртки на вешалке, мы вошли в кабину нашего гренландского вездехода, одинаковые, как киноблизнецы в исполнении одного актера. И как раз к обеду. Ирина, вся в белом, словно в операционной, разливала суп.

- Где ты пропадал? - не глядя, спросила она. Затем подняла голову и уронила половник. Наступило затяжное молчание с оттенком почти зловещей суровости. Моего «анти-я» это, однако, ничуть не смутило.

- А ведь это был совсем не камень, Вано, а знаешь что? - сказал он до такой степени моим голосом, что я вздрогнул, словно впервые его услышав. - Наша «Харьковчанка» из Мирного. Тот самый снегоход-двойник, который ты видел, а я заснял. Можете полюбоваться - он и сейчас там стоит. А этот претендент, - он ткнул в меня пальцем, - преспокойно сидел в кабине и нас дожидался. Я буквально онемел от такого нахальства. Ну совсем сценка из Достоевского: оболваненный господин Голядкин и его прыткий двойник. Я даже возразить не успел, как четыре пары дружеских глаз уставились на меня совсем не дружески. Первым опомнился Зернов.

- Раз вы пришли к обеду, будьте гостем, - сказал он, глядя на меня. - Ситуация не новая, но занятная.

- Борис Аркадьевич, - взмолился я, - почему «вы»? Ведь это он двойник, а не я. Мы просто пари заключили, отличите вы нас или нет. Зернов молча оглядел обоих, несколько дольше задержался взглядом на мне, потом сказал:

- Закономерная загадочна. Как две спички из одной коробки. Так признавайтесь, кто же из вас настоящий?

- Даже обидно, - сказал я.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• …
• 13
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.