- Не надо, - повторила она, тяжело опускаясь. - Я больна, сердце у меня больное.
- Это фронт, но ведь можно вылечиться, я сделаю все, чтобы вы поправились.
- Нет, это не фронт. Что такое бомбежки, обстрелы, страх смерти по сравнению с человеческой подлостью?
Она вся затряслась, закрыла лицо руками, потом как - то пронзительно всхлипнула, но сразу опомнилась и затихла, только неудержимо тряслись ее плечи.
Он помолчал, растерянный, потрясенный ее отчаянием. Он испытывал к ней прилив такой нежности, что хотел взять ее за руки и сказать какие - то необыкновенные слова, чтобы она поверила в его любовь, но почему - то не мог их сказать.
Он хорошо понимал, что жизнь будет трудная, что понадобится много душевной теплоты, чтобы эта женщина отошла, оттаяла, поверила в него. Без ее слов и рассказов он понимал все, что она переживала. Она пронесла через всю войну свою чистоту, отвергая, может быть, настоящее чувство к себе настоящих людей, и обманулась, когда сама полюбила, приняв мимолетную страсть распущенного человека за подлинную любовь. И это ее сломило.
Она познакомилась с отцом Инессы в Москве, куда вернулась после войны в институт. Он заканчивал аспирантуру. Почему он не женился на ней, почему бросил своего ребенка? Ковалев однажды попытался заговорить с ней об отце девочки. Но она спокойно сказала:
- Он, вероятно, и не знает, что у него есть дочь. Он все убеждал меня сделать аборт и ушел, не поинтересовавшись даже, чем все кончилось. - Она долго молчала и вдруг очень громко, вероятно, забыв и о нем и о дочери, сказала: - Какая страшная ошибка! - И, покачав головой, горько добавила: - Страшная ошибка!
Он предлагал ей удочерить девочку, но она отказалась:
- Нет, нет, не следует делать этого.
Она как - то не верила в то, что Ковалев любит ее по - настоящему, на всю жизнь. Может быть, виноват в этом был он сам. Он никогда не говорил ей тех слов, которых ждет каждая женщина. Он не умел говорить эти слова, стыдился их, но любил ее так, что если бы для ее выздоровления надо было пожертвовать жизнью, он согласился бы, не раздумывая.
Так прошло два года. Тяжелая болезнь сердца прогрессировала, и наступил день, когда женщина больше уже не могла вставать. Инессу отдали в круглосуточный детский сад, а мать увезли в больницу.
Ковалев теперь перевелся в Москву и все свободное от работы время проводил в больнице. Он постарел, поседел.
Она никогда не говорила с ним о судьбе Инессы, хотя хорошо знала, что обречена. Это была мужественная смерть.
За несколько часов до кончины женщина сказала:
- Теперь недолго.
Он знал: разубеждать ее бесполезно - и спросил:
- Привести Инессу?
- Нет, - прошептала она, вероятно, боясь, что при виде дочери мужество оставит ее.
- Как с Инессой, чего ты желаешь? - спросил Ковалев.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.