А потом ураган пошел на убыль. Небо все еще было затянуто непроглядно - черными тучами, по - прежнему вздымались косматые волны, но с каждым часом и небо становилось светлее и волны как будто поменьше. Значит, выдохся ураган, и теперь только бы продержаться, пока он утихнет совсем и к рулю сможет стать Кану.
Лишь к полудню Кану сменил его. Рони волоком протащил юношу по качающейся палубе и уже спящего через люк опустил в каюту. Сколько времени продолжалось забытье? Может, час, а может, и целые сутки, Сами не знал. Он очнулся от настойчивой тряски и, открыв глаза, увидел матроса Нони, склонившегося над ним.
- Скорей поднимись на палубу! - кричал матрос. - Там идет пароход, он совсем недалеко от нас, но потерял глаза.
- Потерял глаза? - не понял Сами, с трудом поднимаясь на ноги. - Как потерял глаза? Почему?
- Может быть, это ураган ослепил его, и пароход не видит, как Рони машет ему.
Сами поднялся на палубу и только теперь, при ярком солнечном свете, увидел, какие разрушения причинил ураган шхуне. Из палубы торчали обломки обеих мачт, с кормовой надстройки оказалась сорванной крыша... На люке машинного отделения, бездумно гладя куда - то в голубую даль океана, сидел Гами.
Сами понял все: если моторист покинул машинное отделение, значит, или испортился мотор, или на шхуне нет ни капли горючего.
«Это конец, - испуганно подумал он. - Если никто не придет к нам на помощь, мы будем болтаться среди океана, пока не погибнем от голода и жажды. Да, это конец...» И вдруг вспомнил: «Где же пароход, о котором говорил Нони?»
Он окинул взглядом затихающий океан и совсем недалеко от «Утренней зари» увидел огромное судно. Пароход продолжал идти своим курсом, хотя на мостике его и на палубе Сами отчетливо разглядел людей, не сводивших глаз с «Утренней заря». Пароход так и ушел вдаль, как проходит человек на берегу мимо ненужной щепки...
Сами кинулся в каюту: только отец мог объяснить ему, почему пароход не обратил внимания на сигналы бедствия.
- Я знал, что так будет, - глухо заговорил старый шкипер. - Белые ничего не делают без денег. Чем могли бы мы оплатить их помощь?
- Но ведь в море... - начал было юноша.
- Да, в море люди должны помогать друг другу. Это старый закон, мой мальчик. Я всегда повторял тебе: в море люди должны помогать друг другу. Если бы ты был на том пароходе, а те люди здесь, ты остановил бы свое судно. Даже зная, что у них нет ни гроша, ты помог бы им: человек не может жить и бороться со смертью без парусов, без горючего и без пищи. Но они рассуждают иначе, они белые, а у белых свои законы.
- У всех белых такие законы?
- Может быть, не у всех, я не знаю. Слышал от моряков в Бомбее: есть такие, которые не забыли законы ходящих по волнам. Они живут далеко - далеко... Но откуда им быть здесь? Они приходят сюда редко. Их узнают по флагу с серпом и молотом, но я никогда еще не видал такого флага. Я не знаю, есть ли в самом деле такие люди на свете. Может быть, это просто красивая сказка?....
Сами вышел из каюты. «Да, это просто красивая сказка, - подумал он, чувствуя, как тоска сжимает его сердце. - Отец прав, никто не поможет нам. У белых свои законы...»
Ближе к вечеру надежда опять было вспыхнула у матросов «Утренней зари»: на горизонте показался второй пароход. Сумерки быстро сгущались, как это всегда бывает в тропиках, и Гами заторопился, сорвал с себя рубашку, но, подумав, не стал размахивать ею, а насухо вытер внутренность бочки из - под соляра, поджег рубашку и бросил в бочку, чтобы пламя было заметнее. И хотя огонь гудел, звался к самому небу, пароход, не меняя курса, прошел мимо.
Ночь тянулась бесконечно тоскливо. По просьбе Рами его перенесли на палубу: старик хотел видеть смерть в глаза, когда она придет за ним. Нони, забравшись в кормовую надстройку, всхлипывал, размазывая руками слезы и грязь по лицу. Он одни не мог примириться с неизбежностью смерти. Остальные лежали на палубе, делая вид, будто опят: все понятно без слов, и незачем попусту тратить силы на разговоры.
Перед рассветом из - за горизонта начали быстро выползать четыре яркие звезды. Сами подумал, что это поднимается созвездие Южного Креста, и даже не удивился, что оно всходит так поздно: не нее ли равно? Но созвездие не поднималось по небесному куполу, а лишь росло и росло, надвигаясь на шхуну. И Сами вдруг понял, что не звезды это, а ходовые огни большого корабля. Он вскочил на ноги, нащупал уцелевший фонарь и зажег его.
- Зачем ты делаешь это, мальчик? - услышал он спокойный голос отца. - Все равно они не остановятся.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.