Путь до Сахалина далек: тридцать шесть летных часов отделяют город Южно - Сахалинск от Москвы. Самолет летит день и ночь, под крылом проплывают массивы тайги, города по берегам сибирских рек, Байкал...
Наконец самолет пересекает Татарский пролив. И вот показался Сахалин, похожий сверху на гигантского зверя, выставившего из океана свой горбатый хребет.
Южная часть Сахалина после Великой Отечественной войны вновь вошла в состав нашей страны. Нелегко пришлось на первых порах новоселам этого далекого и малообжитого края: около сорока лет хозяйничали здесь японские захватчики, оставив после себя ветхие фанзы да разбитые дороги. Надо было переоборудовать шахты, строить дома, налаживать народное хозяйство.
За десять лет Советской власти здесь произошло много перемен. Люди, приехавшие на Сахалин, не покладая рук осваивают природные богатства этого «острова сокровищ».
В горкоме комсомола города Корсакова - крупнейшего торгового порта острова - мне посоветовали побывать на молодежном катере «Краб». По добыче рыбы «Краб» занимает первое место в корсаковском рыбокомбинате. К восемнадцатому сентября команда выловила восемьсот десять центнеров рыбы, перевыполнив годовой план. А впереди еще осенняя путина - сезон на анивскую жирующую сельдь.
... На маленьком рыболовном катере «Краб» мы шли уже больше часа навстречу выплывавшему из - за моря солнцу. Утренний туман еще не рассеялся. В этот час серые и красные строения Корсакова, южный пирс рыбокомбината с прилепившимися к нему рыбацкими ботами - «жучками», большой пассажирский пароход «М. Ломоносов», стоявший у причала, - все это в дымке тумана казалось невесомым, призрачным. Чем ближе мы подходили к проливу Лаперуза, тем море становилось плотнее, сменяя желто - голубоватый оттенок на густой синий цвет.
Часов в семь команда забросила первый трал - огромную сеть со стеклянным буем на конце. В тот день улов был небогатый: добирали остатки камбалы, а сезон на горбушу еще не начался. Сеть была битком набита разнообразными обитателями океана: плоскими розовыми скатами и маленькими, как брошки, звездами, шершавыми морскими чертями с раздвинутой пастью и выпученными глазами и вьюнами, напоминающими змей. Особенно много было крепких двустворчатых раковин и «картошек», иглокожих с одним шипом. Под конец мы даже вытащили маленького осьминога, и рыбаки посадили его в отдельную бочку, «в тюрьму». Они придерживались старого морского правила: не выпускать в море опасных для человека хищников. Голубой камбалы было непривычно мало.
- Что же вы будете фотографировать, рыбы - то маловато? - покосившись на мой «ФЭД», спросил меня моторист катера Николай Маркулев. - Вам бы раньше приехать надо, вот когда мы рыбу брали...
По правде говоря, больше всего мне хотелось снять самого Николая, и я давно уже пыталась это сделать, но пока безуспешно. Каждый раз, когда кадр был скомпонован и оставалось только щелкнуть, наш «корабль» с новой силой подбрасывало на волне, и я хваталась за трос, чтобы не упасть. И все - таки я не теряла надежды.
Николай вносил в жизнь маленького бота боевой дух, и все любовались его работой. После каждого трала тщательно драил он узкую палубу, корму и нос, в машинном отделении все у него блестело, молодые матросы беспрекословно подчинялись его команде: они стремились подражать Николаю. Неуклюжий комбинезон не мог скрыть морской выправки, которая, видимо, на всю жизнь остается у тех, кто служил на флоте.
- Стоп трал! Обед! - раздалась команда.
За общим столом старшина катера Иван Марков, расстроенный неудачным ловом я пресекавший все попытки своего экипажа подшутить над этим обстоятельством, обратился ко мне:
- У нас на острове для рыбака дел хватает. Вы еще не видели, как горбуша в речки на нерест идет - вот посмотрели бы. Я все своей жене говорю: «И что тебя на материк тянет? Все равно такого богатства, как здесь, ты нигде не увидишь. А что квартира неважная - так это не все сразу. Будет и квартира». Работа наша, конечно, не из легких, но, если разобраться, ничего особенного... Присутствовавший при разговоре секретарь корсаковского горкома комсомола Петр Зачиняев горячо прервал Маркова:
- Как это, Иван, «ничего, особенного»? А помнишь, в путину ты сутками домой не являлся? Море штормует, а тебя невозможно от трала оторвать. Ребята в тот день говорили: «Наш старшина не успокоится, пока все косяки, какие в море плавают, на палубе у нас не окажутся». Это раз. А потом чья инициатива трал поставить на катере?
- Трал действительно поставили. Так ведь это потому, что нам простаивать не хотелось. Раньше суда нашего типа с тралом не ходили, - пояснил мне Иван, - они приспособлены только к сетям и к ярусам. А мы соорудили лебедку и научили ребят с блоками обращаться. Только вот рыбы нет...
- Ничего, это у вас вроде репетиции, - утешала я Маркова.
- Ты, Иван, не скромничай, а расскажи лучше о своих успехах, - начал было Зачиняев.
Но заставить Ивана говорить на эту тему было невозможно. Он пропустил вопрос секретаря мимо ушей и принялся угощать меня «чем бог послал», протянув мне раскрытую раковину. На этой естественной тарелке лежала живая желтая устрица, разрезанная и посоленная. Рыбаки ели каждый со своей ракушки, я же, как ни старалась подбодрить себя убедительными примерами из классической литературы, где все герои считали это блюдо лакомством, так и не решилась попробовать его.
Несколько недель спустя горбуша пошла из моря в реки на нерест. Это была необычайная картина. По каменистому руслу, по серым обломкам скал, подмывая корни огромных вязов и ив, мчалась синяя холодная река. Но ни сильное течение, ни острые камни не останавливали рыбу: инстинкт заставлял горбушу преодолевать все препятствия, и она шла все выше. Подойдешь к реке, и кажется, что перед тобой движущаяся лента конвейера.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.