Я вышел на берег и стал бродить возле строений, которые казались мне наиболее «подозрительными». Но только нигде - ни в районе публичных домов, близ порта, ни в квартале Тиноки, тянувшемся вдоль берега, - мне не удалось встретить О - Сэки. Целыми днями шатался я по улицам, но найти О - Сэки было все равно, что отыскать иголку в стоге сена.

Деньги у меня все вышли. Дорога обратно к торговцу рисом была отрезана. Я стоял у маяка и рассеянно смотрел на ночное море, светившееся ярко - лиловыми блестками. На душе у меня творилось такое, что хотелось броситься в воду, и дело с концом.

4

Частенько и теперь еще недоумеваю: как это я и впрямь не бросился тогда в воду?...

Охваченный горестными думами, я в тот вечер забрался в одну из рыбачьих лодок, стоявших у берега, и заснул в ней.

Утром я отправился на биржу труда. Мне повезло: в тот же вечер для меня нашлась работа. Я обрадовался, но, придя в» работу, сразу понял, почему мне так быстро предложили ее: немногих удавалось затащить сюда. Это была фабрика по производству так называемой «чесучи Осима». Ну и ужасная же это была фабрика! Три раза в день рабочих кормили дрянным импортным рисом, единственной приправой к которому служила маринованная редька. Нас будили в пять часов утра, и мы работали до девяти часов вечера.

И все - таки я провел на этой фабрике целых два года: мне некуда было податься. Моя обязанность подсобного рабочего состояла в том, чтобы погружать связанные в пучки нитки в густую коричневую краску и поворачивать их, поворачивать без конца, а затем вытаскивать и снова опускать в раствор. Краска страшно воняла и так въедалась в кожу, что руки у меня не отмывались.

Фабрика «Компании по производству чесучи Осима» была не очень большая. Здесь работало всего человек сто. То были главным образом уроженцы островов Рюкю и Осима. Самая квалифицированная ткачиха вместе с мужем зарабатывала намного меньше, чем один рабочий на других фабриках, где трудовому люду тоже жилось не сладко.

Уж на что, кажется, я привык к нищенскому существованию, а перед уроженцами островов Рюкю и мне пришлось спасовать. Они ютились в жалких бараках, которые правильнее было бы назвать сараями. Питались все вместе, в грязной фабричной столовой.

Рабочий день длился полных тринадцать часов. Измученные непосильным трудом работницы, с бледными, ввалившимися щеками, то и дело склонялись над станками, пропуская сквозь основу челнок.

И за весь этот непосильный труд такая нищенская плата! И при этом ни единой жалобы, ни единого слова недовольства. У меня тоже была нелегкая работа, но, глядя на работниц, я испытывал какое - то странное чувство - чувство, похожее на протест.

Глубокий след в моей жизни оставило знакомство с одним парнем по фамилии Мацуда. Он работал поваром в фабричной столовой. Это был совсем еще молодой парень. По - видимому, у него было кое - какое образование, потому что говорил он с токийским акцентом. На мой вопрос, бывал ли он в Токио, Мацуда долго не отвечал. И только впоследствии, когда мы крепко подружились, рассказал мне, что учился в Токийском университете и что его исключили оттуда за участие в революционном движении.

Мы нередко бродили с ним в темноте на берегу моря. Там, за морем, находилась моя родная деревня, там находилась и родина Мацуда - острова Рюкю. Однажды я рассказал ему, как умер мой отец, как продали мою любимую девушку. Мацуда долю слушал молча и вдруг сказал:

- Повсеместно так - и на островах Рюкю и во всей Японии... Пролетарии повсюду страдают от эксплуатации...

Я тогда впервые услышал слово «пролетарии» и спросил:

- Это кто ж такие пролетарии?

- Пролетарии - все вы! - коротко ответил Мацуда.

- Кто же это меня эксплуатирует? - полюбопытствовал я. Мацуда засмеялся и ответил:

- Ты лучше сам подумай хорошенько! Эти слова глубоко запали мне в душу. С того дня я все больше и больше задумывался над их значением.

5

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.