Далеко - далеко, где бескрайние поля сливаются с небом, заходящее солнце огненным шаром опустилось за горизонт. На западе ярче пламени зацвела заря, а с востока, откуда тянутся леса, надвигались темно - фиолетовые сумерки.
- Надо бы уже сидеть на местах, - вздыхает мой товарищ Василий Кругов.
- Пожалуй, да! Опаздываем, - соглашаюсь я, смахивая рукавом катящийся с лица лот.
Обутые в валенки и одетые в теплые полушубки, мы тяжело и медленно шагаем через заснеженное бугристое поле. Вот впереди уже виднеются ометы, похожие на золотые дома. Там, в соломе, затаив дыхание, нам придется сидеть до полуночи, а может быть, и до самого рассвета. На то и охота!...
Наконец - то в сгустившихся сумерках, изрядно уставшие, мы подходим к первому омету. Низко пригибаясь, Василии обходит его и говорит вполголоса:
- Следов много. Зайцы будут!
Накоротке дав мне несколько советов, он направляется дальше, а я остаюсь.
Быстро выбираю место и прячусь. Засидку устраивают так, чтоб на нее не падал лунный свет. Зарывшись по плечи в солому, кладу ружье под руку и замираю. Сидеть надо тихо, не шуметь, не вертеться. Хотя зрение и чутье у русаков слабое, но зато слух у них отменный!
Чем выше поднимается луна, тем голубее и ослепительнее становится снег. Даль раздвигается все шире и шире. Тишина. Кроме звона в собственных ушах, как будто ничего и не слышно.
Проходит час, другой, а зайцев все нет.
Внезапно на невысоком холме появилось черное пятно. Всматриваюсь: лиса! Неужели подбежит? Нет. Хитрая «кумушка» подалась стороной. Вскоре откуда - то из оврага доносится не то стон, не то детский плач: «ва - вах, ва - вах». То наверняка она, плутовка, залучила зазевавшегося русачишку. Пропал лопоухий!
Мороз крепнет. Дыхание вырывается сизоватыми клубами пара. Шапка - ушанка покрывается инеем. Вдруг на снегу вправо от меня возникает длинное, узкое синее пятно; странно подпрыгивая, оно приближается к омету. Это тень! Но чья?.. Заяц! Сперва его светло - серая шубка сливалась с искрящимся снегом, а теперь русак, как на ладони.
Не добежав до омета метров сорока, заяц садится на задние лапки и с минуту замирает неподвижным столбиком. Бить далеко! Неожиданно косой спохватывается и скачет прочь: должно быть, почуял недоброе, трусишка.
Но вот, разорвав тишину, один за другим раскатисто прогремели два выстрела. То отдуплился Василий. «Открыл счет первым», - подумал я с завистью и тут же услышал нарастающий шум и топот. Не успел сообразить, в чем дело, как, взвихривая снежную пыль, сопя и фыркал, мимо меня промчался испуганный табун крупных животных. Кабаны! Вскинул ружье, да нуда там, уж след простыл.
Вдруг слышу, кто - то кричит. Это Василий зовет к себе. Выбираюсь из омета и с ружьем наперевес спешу к моему напарнику.
Подбегаю, гляжу: возле него на серебристо - голубом снегу лежит крупный кабан - подсвинок.
- Убил?! - спросил я, не веря своим глазам.
- А как же, - смеется Василий. - Ты послушай, как это получилось. Подошел я к омету, вижу, наслежено, а рядом куча половы разрыта. Ну, мне сразу стало ясно, что это кабанье стадо из лесу сюда на кормежку ходит. Мигом заложил патроны с картечью, сел в солому и затих. Долго они не появлялись. Двух зайцев пропустил, но себя не выдал. Потом слышу хруст снега и фырканье. Глядь, слева кабаны идут гуськом. Не доходя метров пятидесяти до омета, вепри остановились. Минут десять сопели, принюхиваясь, да ветерок на меня, не учуяли. Подпустил я их шагов на двадцать, облюбовал кабанчика, который поближе, прицелился и дал дуплет. Да смотри, как удачно: заряд под самым ухом прошел...
Ощупав щетинистые бока с густым подшерстком, я с восхищением развел руками:
- Взять такого чуткого зверя на заячьей засидке! Это же редкость!
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.