Без снега земля замёрзла и потрескалась. От самого Хабаровского аэродрома эти трещины расходились затейливым и тусклым узором на сотни километров. Лишь лёд на длинных и извилистых реках, притоках Амура, блестел, расцвечивая, а подчас и озаряя пейзаж. Солнце отражалось на льду и в тех немногих местах, где на полях удавалось задержаться снегу. Города, сёла, строения виднелись всё реже и реже. Самолёт то, казалось, уходил в облака, то возвращался к земле. По сути, он набирал высоту, приближаясь к горам, а облака то лежали ниже самолёта, то расступались вовсе, то возникали над ним.
Горы предстали неожиданно. Они тянулись далеко, сходились и расходились могучими складками, образуя пики и ущелья. Каждая новая гора была несхожа с предыдущей почти ничем, кроме вершин сосен, казавшихся сверху густым кустарником. Возникло ощущение скорости. Самолёт теперь уже не висел над однообразной степью, а стремительно двигался по местности, которая каждый миг изменялась разительно. Но Сихо-тэ-Алинь на всём своём протяжении казался диким и пустынным. Либо мы летели над безлюдной частью горного хребта, либо лес скрывал на горах от нас следы человеческого труда, признаки человеческой жизни.
Впечатления немногих минут быстро сменяли друг друга. Промелькнула Советская Гавань. Большие льдины медленно колыхались на спокойных водах Татарского пролива. Затем показалась полоска берега и на нём поселения, распланированные с геометрической точностью. Снег лёг высоко и поблескивал на солнце привлекательно и уютно. Это был уже Сахалин, южная часть острова, возвращённая Советскому Союзу земля. Затем снова под нами вода, на этот раз безо льда, - внутренний залив Южного Сахалина, залив Аника. Опять горы, заснеженные сопки, покрытые лесами. И, наконец, город в низине, с улицами, сходящимися под прямыми углами. Самолёт пошёл на посадку. Прошло всего два с половиной часа после вылета из Хабаровска, когда мы приземлились в главном городе Южного Сахалина, носившем некогда название Владимировна и прозванном японцами Тойохара, что значит «Солнечная долина».
Есть удивительное несоответствие между тем, каким этот город кажется сверху, и тем, каков он на самом деле. С самолёта Тойохара значителен: планировка города строга; его проспекты величественны. А на самом деле маленькие фанерные домики прилепились один к другому в центре и размежёваны небольшими палисадничками на окраине. Окна домов похожи на витрины, и магазины почти не отличимы от жилья. Дома лёгкие, фанерные, редко какие из них оштукатурены. Эти дома были бы изящны, если бы трубы от печей не выходили на улицу на вышине человеческого роста, а затем по наружной стене не тянулись вверх, обрамлённые идущими от земли деревянными стропилами.
Всё здесь для приехавшего и знакомо и чуждо. Природа русская, дальневосточная, смягчённая сопками, укрывающими долину от ветров. Леса привычные, и берёза спорит здесь с гигантской сосной за место под солнцем. А обычай чужой, незнакомая повадка в каждой мелочи: в ручках на дверях, в занавесях на окнах и в стуке деревянных колодок, в которых ходят японцы по улицам. Женщины в штанах, мужчины в кимоно. Полупальто накинуто на прохожих сверху, нараспашку. Уши, рот и нос тщательно скрыты под специальными приспособлениями на резинках, а шея обнажена навстречу ветрам и морозам. Собаки, запряжённые в сани, везут и людей и грузы. Могучие лошади идут шагом; рядом с ними выступают их владельцы; по обычаю, укоренившемуся в веках, они не имеют права сесть в сани, ибо коня надо беречь. Щеголеватые здания казённых учреждений и театры, кино, рестораны, похожие на халупы.
Пожалуй, самое красивое здание города занято музеем. Есть гармония, есть размах, есть стремительность и величавость линий в этом большом двухэтажном здании с традиционной восточной крышей, напоминающей индийскую пагоду. Там хранятся зуб мамонта, кусок его клыка, осколок от хвоста кометы, чучела исчезнувших типов рыб. Целый зал заполнен одеждой, домашней утварью и предметами охоты племени айнов, некогда населявшем Южный Сахалин и Курильские острова. Племя это безжалостно истреблено японцами.
Судьба этого племени очень поучительна. Немногочисленный и трудолюбивый, этот народ долго сохранял черты первобытных отношений и только в начале нашего века начал приобщаться к культуре. Когда после русско-японской войны Южный Сахалин оказался насильственно отторгнутым от России, люди племени айнов жили в разных концах этой территории. Японцы собрали айнов и насильственно вывезли их на остров Мацува Курильской группы. Мацува - это единственный из Курильских островов, где нет никакой растительности, где отчётливо выступает его вулканическое происхождение. Человек мог бы прокормиться на таком острове рыбной ловлей. Но японцы установили кордоны и ограничили людей племени айнов и в этом. Можно лишь предположить, как страшно вымирало это племя. Ни один человек из завезённых на остров Мацува не выжил. Сейчас на Южном Сахалине и Курильских островах осталось лишь 459 человек из племени айнов.
Между залом, где хранится зуб мамонта, и залом, где так пышно, подробно и обстоятельно представлен быт племени айнов, размещена маленькая выставка, посвященная русским на Южном Сахалине. Здесь вывешены фотографии старой Владимировки, её церкви и её деревянных изб добротной, капитальной стройки, куда больше идущей к сахалинским морозам, чем японские фанерные домики. Здесь же выставлена русская винтовка, захваченная японцами сорок лет назад. Тут же копии Указов Петра Великого о Сибири, хранившиеся некогда во Владимировке. И, наконец, на видном месте висит фотография русской пушки, которая стоит сейчас в Тойохаре на большом постаменте в саду перед зданием музея. Это крепостная пушка, снятая с бастионов Порт-Артура. Много бед причинило это орудие японцам в дни героической защиты крепости. Когда Порт-Артур оказался захвачен, орудие было перевезено японцами и торжественно установлено в центральном саду Тойохары. Японцы водружали взятую в плен пушку как символ своего торжества. Сейчас орудие освобождено из плена и стоит на том же постаменте, знаменуя силу и упорство русского оружия, которое добилось победы.
Ещё один примечательный плакат висит в городском музее города Тойохара. На этом плакате перечислены русские названия городов и сёл Южного Сахалина, указаны годы их основания первыми русскими поселенцами и названия, присвоенные им впоследствии японцами. Мраморный, Муравьёвка, Благовещенское, Березняки, Крестовый, Белореченское, Казанское, Дубки, Лебяжий, Дальний, Артиллерийская Падь и Воинская Падь - вот знакомые и близкие нашему слуху названия. Годы основания - 1869, 1886, 1887, 1888 - мелькают на этой таблице. И напротив русских наименований - японские: Корсаково становится портом Отомари, что значит «Большая остановка», Ивановское переименовывается в Маруяма, что значит «Круглая гора».
Немногие поселения сохранили старые названия, изменённые до неузнаваемости японским произношением. Их два или три, и живут в них 97 русских. Так, в районе Отомари, в волости Нагахами, существует русское село, носящее название Аракури. Это село называлось некогда Аракуль по фамилии своего основателя, казака Аракулева.
Зуб мамонта лежит в витрине у огромного окна большого и роскошного зала музея. По другую сторону вестибюля такой же просторный зал занят предметами обихода племени айнов. Трофеи русско-японской войны, таблица переименований русских поселений вывешены на полутёмной лестнице. Есть какой-то оттенок смущения, какая-то скороговорка, какая-то неуверенность в том, как представлены эти экспонаты. В пустом, закрытом сейчас музее японские научные работники демонстрируют свои архивы русским музееведам, советским людям с Северного Сахалина, энтузиастам и патриотам острова. Музей готовится к открытию.
Много богатств на Южном Сахалине! Здесь леса и недра, уголь и нефть, рыба и скот, бумажная промышленность и морские водоросли, из которых делают ценнейшую продукцию, прозванную японцами агар-агар и подобную нашему желатину. Черно-бурые лисы разводятся во дворе почти каждого дома. И всего этого много, очень много.
Общая площадь Южного Сахалина (японцы называли его Карафуто) составляет 36 090 квадратных километров. Эта площадь прорезана почти 800 километрами железнодорожных путей. Поезд идёт через сопки в сложной системе тоннелей, которые, например из Тойохара в Маска, проложены один под другим. Поезд проходит тоннель почти на вершине горы, затем делает круг, спускаясь ниже, и проходит второй тоннель почти у основания той же горы.
С каждым днём на Южном Сахалине всё больше и больше русских людей. Они не успевают удивиться незнакомому быту, не успевают сравнить его со своим, только что покинутым. Они сразу же погружаются в работу. Нужно восстановить производственную жизнь острова, нужно принести сюда свой передовой, советский порядок.
На улицах под японскими вывесками появляются наспех сделанные русские переводы. Японские предприниматели быстро издали несколько учебников русского языка и японо-русских разговорников. Трудно сказать, каковы эти книги с точки зрения японской грамотности, но русский язык искажён в этих изданиях разительно. И тем не менее эти книги были полностью распроданы, прежде чем кто-либо из русских успел их как следует перелистать. Японцы хотят учиться языку хозяев острова.
В городе Станинам пришлось беседовать с заместителем мэра города Фуруя Гакасу, занимающим эту должность уже двенадцать лет. Такасу говорит, что жители города имеют на Сахалине работу и обеспечены советской властью необходимым для жизни. Население полагает, что может не получить этого на Японских островах, и хочет остаться на Сахалине. То же самое мне приходилось слышать и во многих других городах и сёлах Южного Сахалина.
Можно ли верить искренности подобных заявлений? Не знаю. Один почтенный японский профессор особенно поразил меня своей любезностью. Я спросил его о причинах такой необычайной предупредительности японцев к русскому населению. Он ответил длинной тирадой о сердечном расположении, о влечении душ, о воле богов и симпатиях императора к русским. Но, увидев моё в достаточной степени откровенно-недовольное лицо, он добавил: «Ещё наши предки говорили: «Если тебя уже заставили кланяться, то кланяйся низко!» Но преувеличение есть скорее в поговорке, чем в поведении японцев.
На Южном Сахалине полный порядок. Одно за другим начинают снова работать предприятия. Выходит советская газета на японском языке «Новая жизнь», которую сперва встретили с недоверием, а теперь читают самым внимательным образом во всех концах острова. В кинотеатрах демонстрируются вперемежку японские развлекательные фильмы и советские кинокартины. Особенное потрясение вызвал фильм «Пётр I». Это потрясение не улеглось и через два месяца после того, как фильм сошёл с экрана. Оказывается, русский император сам работал и запросто ходил среди своих подданных, которые даже не делали попыток молиться на него! Японцы были искренно поражены подобным зрелищем...
Всё это: и порядок, и обеспеченное существование, и уважение к личному достоинству, и восстановление во всех областях нормальной производственной жизни, - может быть, само по себе достаточное основание для элементарной любезности, которую проявляют японцы к вернувшимся к себе домой исконным хозяевам острова - русским людям.
... Солнце встаёт над Южным Сахалином рано и светит ярко. Краски в небесах, невообразимые для европейца: слепяще розовые, бледнооранжевые, пронзительно голубые. Солнечных дней тут в году более двухсот пятидесяти, что превосходит количество солнечных дней в субтропиках. Снег ложится глубокий, и по сопкам в воскресный день мелькают тысячи смуглых, загоревших в мороз лыжников...
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.